Буквы были красными, словно выписанные кровью…

Алхимик поднял голову и ему внезапно почудилось, что в заливавшей его кабинет темноте проступили очертания жуткой драконьей морды. Чудовище оскалилось, и кровавым блеском полыхнули его глаза. «Я предупреж-ж-ждал…» – явственно прошуршало в сознании Свиридова.

Он закрыл лицо ладонями, с силой потёр его, а когда опустил руки, ему показалось, что призрак трансформировался и обрёл плоть – Саша увидел в полусумраке кабинета, за границей светового круга, отбрасываемого настольной лампой, чёткий контур человеческой фигуры. Фантом сделал шаг вперёд, пересёк границу света и тьмы, и Свиридов с удивлением узнал в этом материализовавшемся призраке лаборантку Юлю.

– Александр Николаевич, – негромко сказала девушка. – Ну что вы здесь сидите? Поздно уже – десятый час. Пойдёмте, я вас домой провожу.

«Опять шутит? – мелькнуло в голове Александра. – Или…». И тут он вдруг ощутил, как у него в груди словно лопнул какой-то застарелый нарыв, лопнул и растёкся жгучим гноем. И Саша ответил – будто плюнул Юле в лицо:

– Что, Юленька, спешишь застолбить место в моей постели? Жених с «лексусом» – это звучит гордо? Ну, «лексуса» у меня уже нет, но деньги – деньги есть. Так что…

Юлины глаза мгновенно наполнились слезами и сделались огромными – на пол-лица.

– Дурак ты, Алхимик, – прошептала она. – Господи, какой же ты дурак! А я-то какая дура несусветная…

Она повернулась и опрометью выскочила из кабинета…

На следующий день Юля подала заявление на увольнение, и Свиридов молча его подписал, избегая встречаться с девушкой взглядами. Наверно, ему правильнее было бы поговорить с ней, объясниться, извиниться, в конце концов. Юля ждала его слов – Саша это чувствовал. Но нужных слов он так и не нашёл.

«Это же… Это же голова дракона! Да, да – драконья голова! Какое совпадение…».

Алхимик отступил на шаг и ещё раз оглядел собранную конструкцию. Она походила на гигантское яйцо, а ещё – на голову огромного ящера. Тёмные внешние стороны вогнутых зеркал, сплошь покрывавшие эту голову, казались чешуйками – между ними почти не было зазоров, к тому же узкие щели перекрывались спинками зеркал второго, внутреннего слоя. С одного горизонтального конца это «яйцо» было замкнутым – там оставалось только одно небольшое отверстие, – а с другого приоткрытым, точь-в-точь наподобие распахнутой пасти; маленькая площадка внутри «яйца» напоминала прижатый язык.

…Кулибин постарался на совесть. «Всё, Николаич, – просто и без пафоса сказал он в один прекрасный день, – запчасти готовы. – И добавил, хитровато глядя на Свиридова: – Где собирать будем, а?».

Саша не стал играть с Левшой в прятки-недомолвки и ответил прямо: «У меня дома». Старый механик ничуть не удивился – похоже, именно такого ответа он и ожидал. «Лады, – уронил Кулибин, – ящичек припасён. Переложу зеркала ветошью, чтобы не поцарапались, и забирай. А лучше давай-ка вот как сделаем: в пятницу я поеду на склад, заодно и завезу тебе твою фисгармонь. Несолидно как-то завлабу всё это хозяйство в рюкзаке на горбу тащить, да и вопросов лишних не будет, верно?». Всё он прекрасно понимал, старичок-боровичок…

А приехав в одиннадцать утра к Свиридову домой (Александр Николаевич в этот день не пошёл в институт, сославшись на «важные обстоятельства» и передав бразды правления своему заму) и аккуратно поставив на пол в прихожей увесистый «ящичек», Левша вытер со лба бисеринки пота и заявил: «Давай-ка я тебе помогу собрать твой адский агрегат. Ты у нас, конечно, мужик головастый, но руки у тебя под известно что заточены. И не спорь, я всё равно уже машину отпустил».

Алхимик спорить не стал – он прекрасно понимал, что без Иваныча сборка затянется на неопределённо долгое время.

Они провозились до шести вечера, собирая решётчатый каркас и устанавливая на нём зеркала. Работали сосредоточенно, без лишних слов, лишь изредка перебрасываясь краткими фразами, – процесс монтажа «драконьей головы» оказался очень кропотливым.

Когда дело было сделано, Саша достал толстую пачку тысячных купюр и протянул её Кулибину.

– Это тебе, Георгий Иванович. По ведомости прошла только оплата изготовления двух десятков зеркал для аппаратуры спектрального анализа, а это, сам понимаешь, слёзы. Бери, бери – честно заработал.

Левша степенно взял деньги, шевельнул седыми бровями и спросил:

– И что же всё-таки такое у нас получилось, Александр Николаевич? Какой самогон твоя машина гнать будет? Ты не сомневайся, я попусту языком молоть давно отучился: дело – оно пустозвонства не любит. Но интересно мне – врать не буду. Всю жизнь мечтал что-нибудь такое-этакое сотворить, особенное.

– Время я хочу сгустить, – чуть поколебавшись, ответил Саша, лишь самую малость погрешив против истины.

– Ого! – неподдельно изумился Кулибин. – Собак, что ли, голубых будешь делать?

– Каких собак? – не понял Алхимик.

– Голубых. Читал я один рассказ фантастический, давно ещё, так там изобретатель из сгущённого времени пепельницы делал, а потом собачьи фигурки на продажу.

«Вот уж не знал, что наш народный умелец любит фантастику!» – подумал Александр Николаевич.

– Люблю я фантастику, – очень серьёзно сказал Левша, словно услышав его мысли. – Если бы люди не фантазировали, доселе бегали б в звериных пиджаках на голое тело да с дубьём, я так думаю.

– Ага, и ароматных презервативов не было бы, – усмехнулся Свиридов.

– Ну, это уже блажь, Николаич, – и такое бывает. Ведь когда руду добывают, сколько пустой породы перелопачивают? К тому ж ты в тени резинок этих порезвился – не так разве? Вот только собаки эти голубые – тоже блажь, зряшное дело.

– Нет, – успокоил его Саша, – собак я делать не буду. Тут штука серьёзная получиться может, очень серьёзная… Ладно, Георгий Иванович, время уже позднее. Спасибо тебе за помощь. Если дело пойдёт – твое имя обязательно будет упомянуто. Веришь мне?

– Верю. Я ведь тебя не первый год знаю – для другого человека, может, и не стал бы я спешить-надрываться, да душу вкладывать. Может, ещё помочь? Я так понимаю, ты сейчас настроить свой аппарат намерен?

– Правильно понимаешь. Но помощь мне больше не нужна, и не стоит тебе больше тут находиться, Георгий Иваныч. Этот гиперболоид инженера Свиридова, – Алхимик кивнул в сторону чешуйчатого сооружения, – может и рвануть. Не надо тебе быть рядом – ты своё дело сделал на пять с плюсом. И не спорь.

«Если процесс станет неуправляемым, – подумал он, когда за Кулибиным закрылась дверь, – то от всего города ничего не останется. С такими силами не шутят… И тебя, Левша, не минет чаша сия. Просто есть моменты интимные – в первую брачную ночь присутствие посторонних излишне. Так что прости, Иваныч, но роды я сам приму, без бабок-повитух».

Он вернулся в комнату и тут только заметил, на что похоже его детище…