Это должно было бы стать самым великим торжеством… но обстоятельства выступили против нас. Гвардейцы новой армии, как ни старались инструкторы, любезно предоставленные британским союзником, так и не научились держать строй, как подобает при подобном зрелище. Не были готовы мундиры. Два полка еще заканчивали формирование. А наших пленных уже должны были забрать — и было решено сначала провести по улицам именно их, в возможно большем числе, чтобы показать величие нашей победы. А собственно парад устроить позже, по готовности.

Если бы все удалось, как задумано! Свидетельствую, что будущее Дании замышлялось мной, подобным шведскому — "вооруженный нейтралитет", в готовности защитить свою свободу от любых посягательств. И в те дни этот план не встречал возражений ни от парламента, ни от политических партий, ни от русских или британцев! Поскольку казалось возможным восстановить датское единство — Сталин соглашался вывести свои войска из Шлезвига и с острова Борнхольм лишь при условии, что одновременно уйдут англичане, и русские давали гарантию нерушимости наших границ. Вторая Швеция, сильная, независимая, промышленно развитая — найдет ли Дания еще в себе силы стать когда-нибудь такой?

Находясь в своем дворце Амалиеборг в тот злосчастный день, который по праву мог быть и должен быть стать нашим великим праздником, и услышав вдруг, что дикие украинские "kossaker" взбунтовались, отняли оружие у наших храбрых солдат, и идут сюда разъяренной ордой — я испытал те же чувства, что столетия назад жители Лондона при появлении рядом войска датских викингов. Я сидел со своими министрами в том самом зале, где 9 апреля 1940 года, и не без страха ждал, что сейчас ворвутся озверевшие казаки, как германские солдаты в тот день — но если немцы, культурный народ и наши давние соседи, всего лишь приняли нашу капитуляцию, то дикие славяне без всякого сомнения, растерзают нас всех на месте. Сведения с улиц были отрывисты и противоречивы — ясно лишь было, что большая часть нашей армии и полиции предпочла разбежаться, и не было никакой уверенности, что охрана дворца, если дойдет до штурма, не сложит оружие, как в сороковом. Варвары, славянские или германские, всегда будут и бесстрашнее, и беспощаднее, чем цивилизованные люди, поскольку гораздо меньше ценят свою жизнь. Несколько часов прошли в тревожном ожидании, пока наконец не стало известно, что бунт подавлен, британским гарнизоном. И хотя значительное количество казаков разбежалось по Копенгагену, нанося большой ущерб собственности жителей, а нередко и угрожая их жизни — было очевидно, что Дания спасена!

Самым тяжелым последствием этого дня было катастрофическое падение авторитета датской нации в глазах британских союзников. Они вели себя внешне вежливо, оказывали положенные почести нашему флагу — но их истинное отношение показывает стишок, из перефразированной детской песенки, ставший вдруг очень популярным у наших английских гостей — начинавшийся с "однажды армия датчан вступила в бой с улиткой", и заканчивающийся, "но с диким страхом храбрецы бежали от врага — когда увидели вдали улиткины рога". Как и выражение "парад по-датски", и произносимые с особым оттенком слова "храбрые датские викинги" и "датская ярость берсерков".

— Дания беззащитна перед угрозой русского вторжения! — сказал мне адмирал Годфри, когда наш разговор зашел на тему, скоро ли британская армия, фактически оккупировавшая нашу страну вернется наконец к себе домой — известно ли вам, что эти четыре тысячи "cossacks", едва не захватившие Копенгаген, всего лишь в ужасе спасались бегством от едва сотни русских солдат в порту? И вы думаете, что ваше отважное войско устоит перед советской агрессией? Вы понимаете, что даже в случае вашего объявленного нейтралитета, при малейшем обострении политической ситуации мы вынуждены будем вас оккупировать, пока это не сделают русские и немцы? Так будьте благодарны, храбрые викинги, что мы взялись вас защищать!

— Могло быть хуже: если бы на параде была бы вся датская армия, как вы замышляли, Ваше Величество — издевательским тоном говорили мне позже другой высокопоставленный британский офицер — и бунтующие казаки отняли бы у нее все оружие, в чем лично у меня нет сомнений. В сороковом немцы потеряли при захвате вашей страны то ли восемь, то ли десять человек — считая и того, кто был покусан ослом в копенгагенском зоопарке. Кстати, Ваше Величество, на ваше месте я бы присвоил тому ослику чин полковника, с формулировкой, "нанес врагу больший ущерб, чем вся датская армия при обороне столицы 19 мая 1944 года".

Так несчастная Дания стала, по выражению многих европейских газет, "самой милитаризованной страной в Европе", где на каждый акр приходится наибольшее число войск и военных объектов, а военные расходы занимают в бюджете большую долю, чем в Рейхе в год начала этой Великой Войны! Вот только эти войска, военные базы, аэродромы по большей части были не датские, а наших добрых британских и американских союзников, взявшихся нас защищать! И не на собственные вооруженные силы, а в общую казну Атлантического Союза уходила подавляющая часть датских трат на военные нужды! И можно ли назвать "средствами обороны" эскадрильи В-29 — совершающие полеты с датских аэродромов над Балтийским морем? Конечно, русские в ответ и не подумали возвращать нам Борнхольм и Северный Шлезвиг. И в возможном военном столкновении атлантистов и советского блока, несчастной Дании уготована роль расходного материала в первых рядах, где возможность выжить (особенно после появления ужасного атомного оружия) отсутствует даже теоретически.

Вот почему мне страшно заглядывать в будущее. Ужасные картины встают перед моим воображением, и остается лишь радоваться, что я не увижу их воочию, поскольку мне очень немного осталось. И я молю Господа нашего, чтобы чаша сия минула и моего наследника Фредерика. Но на то мало надежды — всего двадцать лет после первой Великой Войны потребовалось, чтобы выросло поколение, забывшее ее ужас и мечтающее о подвигах. И от Дании ничего уже не зависит — очевидно, что датская политика впредь будет определяться не в Копенгагене, а в Лондоне и Вашингтоне. А монарх в Дании даже по Конституции, никоим образом не Вождь нации

Но пусть Бог отвернулся от Дании. Пусть страна стала игрушкой в чужих руках. При мне осталась лишь моя честь — с которой я и надеюсь умереть спокойно. Поскольку, сейчас вспоминая прошедшие события, я не делал ничего недостойного, о чем следовало бы пожалеть.

Лондон, 24 мая 1944. Неофициальная дружеская беседа двух почтеннейших и достойнейших джентльменов, без свидетелей, за закрытыми дверями.

— Бэзил, я ознакомился с вашими предложениями. Смело, очень смело! Но вопрос — не рано ли так дразнить русского медведя?

— Уинстон, вы же сами хотели от меня наилучшее решение? Тем более, что действия по типу европейского Сопротивления — шпионаж, саботаж, мелкие диверсии — как раз и разозлят медведя, принеся весьма малый эффект. Если только мы не собираемся начинать новую большую войну в Европе в ближайшие несколько лет.

— Бэзил, вы не хуже меня знаете о состоянии наших финансов. Еще года-двух мировой войны — а я здраво рассуждаю, что быстрее разбить русских, даже в союзе с "кузенами" невозможно! — Британия просто не выдержит. Может быть, когда удастся восстановить порядок в колониях. Оправиться от экономических потрясений. И даже если СССР будет побежден, всеми плодами воспользуются американцы, а не мы! Так что, еще очень долго нашей восточной политикой отныне будут непрямые действия. Улыбаться, но делать все, чтобы ослабить русскую мощь… пусть даже нашей победы не увидит ни я, ни вы.