передо мной треснуло, затем паутиной пошло и боковое. Но почему-то пуля застряла на миг в миллиметре от стекла, а затем упала вниз. Звук врезающихся в обшивку дверей автоматных пуль ни с чем не спутаешь, правда, тут он вышел приглушённый, какой-то сдавленный.

Анука завизжала, женщина, имя которой мы так и не спросили — да она бы и не сказала, — вскрикнула и застонала от боли у меня за спиной.

— Нога…

Я посмотрел в заднее — джип сопровождения едва не врезался в первый загоревшийся, оттуда уже вылезали спецназовцы, стрелявшие по кому-то в лесной чаще.

— Матерь божья! — заорал Станимир Тадеушевич и дал по тормозам столь резко, что рёбра едва не треснули под ремнём безопасности.

Прямо перед нами, в метрах семидесяти на трассу, подсвеченную одинокими фонарями, падало здоровое дерево — не то сосна, не то лиственница.

— Тарань! — прошипела спецназовка. — Щит взяла!

Станимир дёрнул за рычаг переключения скоростей, давя на обе педали. Машина заскрипела колёсами и сорвалась с места. Её поверхность покрылась тонким слоем плазмы, а позади меня, буквально за спиной, что-то неистово гудело, как работающий трансформатор.

Словно горящий болид, мы понеслись прямиком в ветки и ствол дерева. Двадцать метров, десять… Я инстинктивно пригнулся и зажмурился, ожидая, что всё это в следующий миг окажется в салоне — но этого не произошло. С громким хлопком мы не то разорвали в клочья, не то прожгли ствол дерева за спиной. Сбоку из леса выехала какая-то машина, позади послышалась стрельба и глухие удары по обшивке салона, но Станимир Тадеушевич давил на газ, что есть мочи.

— Всё… не могу… — тихо сказала женщина за спиной. — Держите щит сами…

Сбоку у сиденья показалась её рука. В неё она держала прибор, похожий на карманный фонарик, в середине которого был воткнут кристалл, светящийся слабым синим светом. Я взял его, и свечение тут же прекратилось, а рука бессильно упала. Оглянулся — женщина обмякла на сиденье, упала без сил.

— Я не могу… Держи ты? — сказал Станимир, видимо, от волнения перейдя на ты…

— Как им пользоваться.

— Дайте я, — послышался голос Ануки.

В этот миг пара пуль попала в корму автомобиля — удивительно, но до салона не долетели. Видимо, остаточная защита всё ещё работала даже после размыкания контура с сенсом. Я обернулся, чтобы передать, она указала на соседку:

— Ранена. Ты можешь лечить.

— Не время.

Она кивнула, и я сунул ей в руки прибор. Анука расстегнула ожерелье на шее, я почувствовал характерный жар сильного сенса даже через спинку кресла. Кристалл тут же засиял гораздо ярче.

Выстрелов позади стало меньше. Одинокая встречная фура показалась из-за поворота, возникла надежда, что она столкнётся с преследователями, но это не произошло.

— Так… пожалуй, надо попробовать, — пробормотал Станимир Тадеушевич. — Эльдар, держи руль.

Я отстегнулся, дотянулся до баранки, следя за дорогой. Он достал из-за пазухи аккумулятор — тот самый, что я привёз ему. Сжал кристалл в руке, опустил стекло, быстро глянул назад. Пара пуль тут же просвистела мимо.

— Метров пятьдесят, — покачал он головой. — Не прицелюсь. Может, силой…

— Что ты хочешь? — спросил я.

— Сдвинуть их. Навык… кинектика. Чтобы в столб или в дерево. Но… не, не выйдет. В кристалле кейтов семь. Я слабый, добавлю от силы пару. На такой скорости не хватит, чтобы даже в сантиметр машину сдвинуть.

Моя рука продолжала придерживать руль, и тут же в голову пришла мысль.

— Зачем сдвигать саму машину, если можно сдвинуть руль?

— О, Циммер, ваше племя всегда было сообразительным. Снова держи наш. А я разберусь с их рулём.

— Щит больше нет, — сказала Анука. — Кристалл выключается. Глушилка. Я не могу больше…

— Значит, у них тоже есть сенсы… Так, ну… была не была, — сказал Станимир Тадеушевич.

Он стал напевать какую-то странную мелодию и снова высунул голову из машины. Я мельком взглянул в зеркало заднего вида — машина преследователей дёрнулась в сторону, свернула с трассы и врезалась на полном ходу в ближайший столб.

— Кажется, всё. Фу-х…

Наш водитель откинулся на спину кресла, и я подумал, что он сейчас отключится, но спустя пару секунд он перехватил руль и сказал:

— Но расслабляться не стоит. Может, машин было несколько…

— Наверняка.

— Кто мог знать?

— «Единороги». Банда молодых ребят с Урала, моих однокурсников. А может, и нет.

— Я не особо разбираюсь в криминальных организациях, но это совсем не похоже на работу юношей-аббисов. Скорее всего, за ними кто-то стоит. Какая-нибудь «Северная лига».

Я обернулся. Анука сидела, опершись лбом о боковое стекло. На миг мне стало страшно — случилось ли с ней что-то? Но она словно увидев мой взгляд — тут же оглянулась, нащупала под воротником ожерелье и снова соединила звенья.

— Всё хорошо. Устать, — кивнула она.

— А твоя соседка?

— Я усыпила её. Чтобы не болеть.

— Молодец.

— Очень. Очень способный ребёнок, — покачал головой Станимир Тадеушевич. — Сколько навыков? Три? Четыре? В каком возрасте, в четырнадцать лет? Вы хоть понимаете, что это никак не шесть процентов. А двенадцать. А то и пятнадцать. Таких людей во всей Империи сотни, если не десятки.

— Что такое «Лоза»? — спросил я вполголоса и решил снова перейти на «вы». — Вы сказали тогда в тайной полиции. Мне отец ничего не говорил.

Станимир Тадеушевич покачал головой.

— Во-первых, я не уверен. Никто не уверен. Возможно, я соврал Роману Романовичу. Предположение возникло у вашего отца буквально в момент нашего разговора. Ряд признаков, догадки. Во-вторых… Мы сейчас очень многое с вами пережили, Эльдар Матвеевич. Но… я не могу это рассказать. Вы кандидат, к тому же я этого проверить не могу. А я сейчас, по сути, сдаю аттестацию. Чем меньше деталей знаете вы или мы… Более того, даже многие действующие ассистенты и магистры Общества не знают о том, что сейчас происходит!

— Жаль, что вы мне не доверяете. Я тогда попробую догадаться. Лозоходцы обычно ищут месторождения золота. Мы имеем дело с сенсами. И с чем-то важным настолько, что к этому подключились весьма существенные противники. Она что-то указала или может указать… что-то такое, о чём знают очень немногие…

Первичные месторождения силы, вдруг понял я — и не озвучил. На лице у Станимира я прочитал такое раздражение и даже лёгкую злость, что понял — в это лучше не лезть.

— Я не скажу.

— Нам не надо везти её в этот интернат, — вдруг понял я. — Там они её тоже найдут.

— Насколько я знаю, интернат более чем хорошо охраняется. Огороженная территория в несколько гектар, очень мощные сенсы… К тому же — кто сдал её бандюганам? Кто-то из внутренней безопасности флота? Может, какие-то группы, связанные со Строгановыми, они поняли, что тайная полиция проявляет интерес, и решили заполучить ребёнка, даже не зная о точных причинах.

— Некогда гадать. Пока нам надо безопасно доехать… Слушайте, у меня есть мысль. Какой следующий город?

— Вельск, кажется. Через минут сорок.

Я нашарил в кармане визитку, оставленную тем таксистом-бандюганом.

— Доброй ночи. Беспокоит Циммер, подпоручик особого отдела Курьерки. Мы с вами встречались…

Связь была плохой, но слова я разобрал.

— А, да, молодой человек, я вас помню. В чём ваш интерес?

— У вас есть люди в Вельске? Мне будет нужна машина. Напрокат. На сутки, может, больше. И люди. Хотя бы двое. Через полчаса.

— Молодой человек… у меня есть люди, но мои услуги стоят недёшево.

— Полтысячи рублей вас устроит?

— Более чем. Ожидайте у кабака «Тень летучей рыбы». Деньги иметь при себе.

Безымянный главарь банды положил трубку.

— Кто это? Ему можно доверять?

— Понятия не имею. Бандюган какой-то местный, они вроде как собирались ограбить вашего начальника. Этого… Котельникова. У вас будет пятьсот рублей наличкой?

Станимир Тадеушевич ничего не ответил и молчал все последующие полчаса. Включил магнитолу, в которой заиграла композиция в стиле стоун-джаза, то бишь хард-рока, слова которой показались очень знакомыми.

Да, теперь решено: без возврата

Я покину родные края

Уж не будут листвой крылатой

Надо мною звенеть тополя

Низкий дом мой давно ссутулился

Старый пёс мой давно издох

На московских изогнутых улицах

Помереть, знать, судил мне Бог

Я даже не удивился — многие поэты серебряного века являлись людьми-парадоксами, и не удивительно, что их лирика звучала и в этом мире спустя десятилетия. А в родные уже теперь Москву и Подмосковье действительно уже хотелось. Хотелось на родной диван, и хотелось к Алле, хоть я и ощущал, что мои чувства к ней не так уж и крепки. Но задание было важнее. И я пока был уверен, что делаю всё верно — и исходя из стратегии отца