Для сидений они использовали пару тачек. Они устроились в них, как в шезлонгах, свесив через край ноги в тяжелых ботинках. В таком положении они были очень похожи на двух Гаев Фоксов, каких детишки делают из соломы и старой мешковины и возят по улицам в Ночь костров, выпрашивая мелочь у прохожих. Они курили кривые самокрутки и время от времени перебрасывались парой слов.

— Что они там делают, в этом углу? — спросил Гордон. — Могила Грешамов в другой стороне. Чего они ищут?

— Черт его знает, — ответил Дэнни.

— Они землю отсюда мешками таскали! — сказал Гордон.

— Я слышал, пуговицы какие-то нашли. Я им говорил, они могли в земле не знаю сколько лет пролежать. Гарантию даю, они к этим костям вообще отношения не имеют.

— А ну как они могут это выяснить? — сказал Гордон с любопытством и сомнением. — А ну как они могут сказать, откуда эти пуговицы и сколько им лет?

Дэнни сплюнул за борт тачки:

— Вот бы им поглядеть, чего я в свое время из земли выковыривал!

Гордон с достоинством кивнул, соглашаясь с братом. Один из бредущих в шеренге полицейских покосился на них и тихо сказал соседу:

— Ты только посмотри на тех двух молодчиков. Сидят там, как два ворона! Мороз по коже продирает.

Его коллега, склонившийся к земле, ответил:

— Меня от всего этого дела уже трясет. Страшно подумать, на что еще мы тут можем наткнуться! Ой! — Он резко отдернул руку и выпрямился.

— Что? Что? — подскочил первый полицейский.

Второй разглядывал ладонь с выражением крайнего отвращения на лице.

— Собачье дерьмо, что же еще! — сказал он.

* * *

В среду утром было открыто и перенесено на неопределенный срок дознание, посвященное расследованию причины смерти молодой женщины и ее нерожденного ребенка, останки которых были обнаружены на кладбище при церкви Всех Святых в Бамфорде. Коронер признал, что имело место незаконное захоронение, и распорядился о продолжении следствия. Процедура заняла всего несколько минут.

В тот день опять шел дождь. В небольшом зале суда было душно и пахло мокрыми плащами и дезинфицирующей жидкостью. Заседание не успело окончиться, как две женщины средних лет и молодой человек, сидевшие в дальнем углу, пулей вылетели за дверь. Людей присутствовало немного. Те, что пришли, были в основном представители прессы.

Маркби отмахнулся от корреспондентки «Бамфорд газетт», миловидной девушки с короткой стрижкой, и попал прямо в лапы остролицего молодого человека из лондонского таблоида.

— Читателям нравится такой материал, — сказал этот джентльмен. — Есть у вас какие-нибудь мерзкие подробности, Супер?

Маркби, который терпеть не мог, когда его называли Супер и вымогали «мерзкие подробности», проворчал:

— Нет!

— Да ладно вам, не может такого быть! А как насчет пропавших без вести? У вас же должны быть какие-то соображения насчет того, кем она могла быть? Какие-нибудь сведения о красивых местных девушках, исчезнувших при странных обстоятельствах? О нераскрытых половых преступлениях?

— Нет, в Бамфорде такого не случалось, — спокойно сказал Маркби. — Инспектор Доуз из бамфордской полиции сообщил мне, что вчера ночью там ограбили винный магазин. Ах да, еще они установили на шоссе радар с фотокамерой. И знаете, это принесло впечатляющие результаты.

— Ну спасибо! — с сарказмом сказал столичный журналист.

Когда он удалился на поиски более перспективной жертвы, отец Холланд, который в продолжение всего разговора с неодобрительным видом ходил туда-сюда, приблизился к Маркби.

— Какой проныра! — воскликнул он. — Заявился ко мне домой! Я ему сказал, чтобы он не совал нос куда не следует!

— Совать нос куда не следует — это его работа и, судя по всему, призвание, — хмуро ответил Маркби. — Но как бы то ни было, пресса нам может пригодиться. Не стоит его злить.

— Хорошо, что все кончилось… — Они покинули комнату для дознаний и теперь шли по коридору. Отец Холланд с облегчением вздохнул. — Впрочем, это только для меня. Для вас-то все только начинается.

Они обогнали лондонского журналиста — на этот раз он прицепился к Дэнзилу Лоу и пытался вытянуть из него подробное описание процедуры эксгумации.

— Мы много костей выкапываем, — говорил Дэнни. — В основном старых, конечно. Недавние редко попадаются. Иногда, правда, совсем редко, до покойников добираются лисы. Они ведь мастерицы норы рыть. Ну, естественно, мы часто находим ручки от гробов и сгнившую древесину.

— Но в этот раз, как я понимаю, гроба не было?

Проходя мимо, Маркби громко сказал:

— Дэнни, эта информация пока закрыта для общественности! Не забывай, что, возможно, по этому делу состоится суд. Следи за тем, что говоришь.

— Вы слышали, что сказал суперинтендент! — обернулся Дэнни к журналисту. — Больше я вам ничего не скажу!

— Тогда я заберу назад свои пять фунтов! — вскипел тот.

— Ага, как же, заберет! Фантазеры эти газетчики! — тихо сказал Маркби, обращаясь к отцу Холланду.

Священник довольно усмехнулся.

Мередит тоже пришла на дознание, хотя и не понимала толком почему. Она не была свидетельницей, однако ощущала себя таковой. Но у нее была и вполне прозаическая причина: ей нужно было поговорить с Аланом. Сегодня они обязательно должны решить насчет отпуска. Больше откладывать нельзя. По сравнению с тем делом, которое здесь обсуждалось, ее вопрос казался мелким, даже ничтожным. Но куда деваться — от мелочей тоже не спрячешься. Она уже приняла меры предосторожности: позвонила владельцу катера и предупредила его, что, возможно, сделка не состоится. Сегодня она должна позвонить еще раз и либо подтвердить, либо отменить поездку.

Она увидела, что Алана остановил какой-то человек — по-видимому, журналист. Священник тоже был поблизости. Запах дезинфицирующего средства раздражал. Она решила подождать снаружи, на свежем воздухе.

Ей не пришлось дожидаться на ступенях в одиночестве. Рядом ходил взад-вперед какой-то мужчина. Он прятался от дождя под карнизом крыши, поглядывал на дверь и поигрывал золотыми наручными часами. Мередит, вжавшаяся в угол в тщетной попытке укрыться от холодного ветра, за неимением лучшего занятия стала его разглядывать.

На ее взгляд, ему было лет тридцать или чуть больше. Он старался сохранять уверенный вид, но с первого взгляда было понятно, что он нервничает. В нем не проступала волчья повадка газетчика. Он был коротко стрижен, слегка полноват, одет в дорогой костюм. Вся его наружность свидетельствовала о том, что он преуспевает в жизни. Этот человек так не подходил к этому месту и к этой мерзкой погоде, что Мередит стало интересно, что он здесь делает.

В этот момент он поднял глаза и, перехватив ее взгляд, подошел к ней: