Рефлекторно, Блэй пожал предложенную ладонь… и после того, как тряхнул ее, он понял, что в его руке оказалась визитка. Когда его накрыло удивление, Сакстон только улыбнулся.

Пока Блэй убирал визитку в карман, Сакстон повернул голову и посмотрел на Куина. — Жди звонка, кузен.

— Да. Обязательно.

Прощание со стороны Куина было не таким дружеским, и все же Сакстон не придал этому никакого значения или не обратил внимания, хотя в последнее верилось с трудом.

— Прошу прощения, — сказал Блэй, не обращаясь ни к кому конкретно.

Он покинул ресторан и когда шагнул из дверей porte cochere, зажег сигарету и прислонился к холодному кирпичу, опираясь ступней о здание.

Закурив, он вытащил визитку. Плотная, сливочного цвета бумага. Естественно с нерельефной гравировкой. Черный шрифт старой школы. Поднеся ее к носу, он мог учуять запах его одеколона.

Приятный. Очень приятный. Куин поверить не мог… но, так или иначе, в основном она до сих пор хранила на себе запах кожи и секса.

Сунув визитку обратно в карман, он сделал еще одну долгую и медленно затяжку. Он не привык, что на него пялились. Или к такому обращению. Он всегда был тем, чье внимание было сфокусировано на Куине так долго, сколько он себя помнил.

Двери распахнулись и вышли его ребята.

— Чувак, ненавижу сигаретный дым, — пробормотал Куин, отмахиваясь от облака, которое тот только что выпустил.

Блэй затушил Данхилл о каблук своего ботинка и засунул недокуренную сигарету в карман. — Куда сейчас?

«Экстрим Парк», — показал Джон. — «Тот, что ближе к реке. И они дали нам еще одно направление, которое нужно проверить в ближайшую пару дней».

— Разве этот парк не общественная территория? — спросил Блэй. — Разве там не полно копов?

— О, об этом можно беспокоиться. — Куин издал смешок. — Если у нас возникнут неприятности с полицией, Сакстон всегда может вытащить нас под залог. Верно?

Блэй посмотрел на него, и на этот раз был вынужден напрячься. Зелено-голубой взгляд Куина неспешно скользнул по нему и как всегда, этот старый, знакомый трепет лизнул его грудь.

«Боже… он тот, кого я люблю, — подумал он. — И всегда буду любить».

Он любил эту упрямую челюсть, темный разлет бровей, и эти проколотые ухо и полную нижнюю губу. Эти густые, блестящие черные волосы, золотистую кожу, и это сильное мускулистое тело. То, как он смеялся и тот факт, что он никогда, никогда не плакал. Эти внутренние шрамы, о которых никто не знал, и убежденность, что он всегда будет первым, кто вбежит в горящее здание, ввяжется в кровавую битву и окажется на месте автомобильной аварии.

Всем этим был и будет Куин.

Это останется неизменным.

— Что останется неизменным? — спросил Куин, нахмурившись.

«Вот дерьмо. Он сказал это вслух». — Ничего. Так мы идем, Джон?

Джон посмотрел вперед и обратно между ними. Затем кивнул. «У нас всего три часа до рассвета. Поторопимся».

— Мне нравится, как ты на меня смотришь.

Хекс никак не отреагировала на произнесенные Лэшем слова из противоположного угла спальни. По тому, как он рухнул перед комодом с одним плечом на перекос, она подумала, что вполне вероятно, ей удалось его вывихнуть. И это была не единственная травма Лэша. С его подбородка из губы, которую она ему разбила, на пол капала черная кровь. А также Лэшу придется малость поприхрамывать какое-то время после того, как она вцепилась зубами в его бедро.

Он скользил по ней взглядом, но она даже не потрудилась прикрыться. Если он был настроен на второй раунд, то ей потребуются все ее оставшиеся силы. Да, и потом, может скромность и имела бы какое-то значение, но только в том случае, если твое тело хоть как-то тебя волновало, а она давно уже перестала его чувствовать.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил он, с кряхтением поднимаясь с пола, ухватившись за край комода, и делая несколько пробных движений рукой. — Так что? — не сдавался он.

— Нет.

— Ты циник. — Он направился к арке, ведущей в ванную комнату. Остановившись между косяками, он оперся одной рукой о стену, отвернулся и сделал глубокий вдох.

С резким щелчком, треском и громкими проклятиями он вправил вывих плечевого сустава на место, после чего осел на пол с вырывавшимся из него тяжелым дыханием и порезами на лице перепачкавшими его мраморно-белую кожу черной лессеровской кровью. Обернувшись к ней, он улыбнулся.

— Как насчет совместного душа? — Когда ответа не последовало, он покачал головой. — Нет? Жаль.

Он исчез в мраморном пространстве, а через минуту уже послышался звук льющейся воды.

Только после того, как она услышала, что он моется и учуяв запах мыла, Хекс начала аккуратно приводить в порядок свои руки и ноги.

Никакой слабости. Она не выказала ему ни малейшей слабости. И это было не просто желание предстать перед ним крутой, а тем, чтобы он дважды подумал прежде, чем снова сойтись с ней в «танго». Сама ее сущность отказывалась уступать ему или кому-либо еще, поэтому предпочитала скорее смерть в сражении, чем сдаться.

А все потому, что она была жесткой. Непобедимой — и это говорило не эго. Благодаря своему опыту, независимо от того, что случалось, она могла с этим справиться.

Но, Боже, как же ей была ненавистна их борьба. Как же она ненавидела все это дерьмо.

Чуть позднее он вернулся чистым и вымытым. Исцеление уже началось: синяки блекли, царапины исчезали на глазах, кости срастались как по волшебству.

Какая удача для нее. Проклятый Кролик Энерджайзер.

— Я отправляюсь к отцу. — Когда Лэш подошел к ней, она обнажила клыки, и он тут же сделал ей комплимент. — Как я люблю твою улыбку.

— Это не улыбка, мудак.

— Как бы то ни было, мне нравится. И когда-нибудь я представлю тебя своему дражайшему старику — Папочке. У меня есть планы относительно нас.

Лэш склонился к ней, без сомнения, намереваясь ее поцеловать, но, передумал, остановившись, когда она зашипела.

— Я вернусь, — прошептал он. — Любовь моя.

Он знал, как ее выворачивало от этого дерьма с любовью, поэтому постаралась приложить все усилия, чтобы скрыть свое омерзение. Она даже не усмехнулась, когда он повернулся и вышел.

Чем больше она отказывалась подыгрывать ситуации, тем в большем замешательстве он оказывался, и тем яснее становилось в ее голове.

Слушая его переход в соседнюю комнату, она представила, как он одевается. Он хранил свою одежду в другой комнате, перенеся ее туда, когда стало ясно, во что превращаются все его вещи. Он ненавидел беспорядок и бережно относился к своим шмоткам.

Когда все стихло, и она услышала, как он спускается вниз по лестнице, Хекс сделала глубокий вдох и поднялась с пола. В ванной комнате все еще клубился пар как в тропический зной после его принятия душа, и хотя она ненавидела пользоваться с ним одним мылом, еще ненавистней ей было то, что находилось на ее коже.