— Но эти люди… — начал Эндрю, указывая на множество огней, горевших в отдалении от их лагеря.

— Один Бог знает, кто это, полковник. У нас уже три дня живет этот Калин. Он говорит на русском языке или на одном из его диалектов. Я это знаю, и вы тоже.

— Я бы сказал, что они из десятого века, может быть, из одиннадцатого, — произнес Эндрю как бы самому себе. — Но как, черт побери? Как? Я совсем немного понял из объяснений Калина, но он говорит о какой-то Первой Летописи, согласно которой его народ попал сюда, перейдя через реку света. Мне кажется, что Первая Летопись существует на самом деле, в ней рассказывается о ранней истории русских. Но мы не в России. Там нет такого неба и красного солнца. Так скажи мне, Эмил, где мы?

Эмил положил руку на плечо Эндрю.

— Думаю, этот вопрос не должен тебя заботить, — нарочито резким тоном ответил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — гневно спросил Эндрю, возмущенный тоном доктора.

— Эндрю, ты хочешь объять необъятное. Скорее всего мы никогда не узнаем, как и почему сюда попали. И даже если узнаем, скорее всего не сможем отсюда выбраться. А ты должен быть нашим вождем. Чтобы мы выжили этом мире. Если у нас появятся ответы на эти вопросы, мы решим, что делать дальше. Но пока нам нельзя оставаться здесь, где нас окружают тысячи вооруженных людей. Нам нужно место, где мы сможем поселиться.

Эмил сделал паузу и, достав из кармана мундира фляжку, с улыбкой предложил ее Эндрю.

Не говоря ни слова, Эндрю отвинтил пробку и сделал большой глоток.

— Нам надо как-то договориться с этими людьми. Ты теперь не просто командуешь полком — ты верховный главнокомандующий и дипломат в одном лице.

— Так ты предлагаешь мне не забивать голову вопросами, на которые нет ответа, и заниматься своими делами? — ледяным тоном осведомился Эндрю.

— И все-то вы, историки, хотите знать, — хмыкнул Эмил.

Эндрю отвернулся от доктора. Он понимал, что старина доктор был прав. Они сидели в окопах уже три дня, и их боевой дух падал. Напуганы были все, начиная с последнего солдата и кончая им самим. Только железная Дисциплина заставляла его держать себя в руках и выполнять свои обязанности по командованию полком. По вечерам он сидел с Калином, пытаясь овладеть его языком. Но когда он был один, в его сердце закрадывался страх.

Что же ему было делать?

— Позаботься о том, чтобы мы выжили, — тихо сказал Эмил, как бы прочитав его мысли. — Предоставь мне гадать о всех этих «как» и «почему».

Эндрю недовольно хмыкнул, но слова Вайса звучали разумно.

— И где там шляется этот Ганс? Время трубить подъем. После сбора я вместе с тобой поговорю с Калиным. — Завинтив пробку, он протянул фляжку доктору.

— Боярин, я, Кин, вижу твой боярин.

По крайней мере Калинке послышалось именно это. Командиру синих не очень давался русский язык. Он посмотрел на Эндрю и осклабился.

— Ты, Кейн, видишь Ивора, говоришь: дружба. Я иду назад к Ивору и говорю: мир за тебя, — перевел он на английский.

Эндрю ответил ему улыбкой и закивал. Калинка с трудом сдержал довольный смешок. За три дня он выучил их язык куда лучше, чем им это казалось. Он один из всех суздальцев, и даже из всех русских, мог говорить с ними. Теперь Ивор будет очень в нем нуждаться.

Годами Калинка сидел в конце стола Ивора, сочиняя плохие стихи за те крохи, что ему доставались. И он постоянно испытывал страх, что Ивор сочтет его слишком умным для простого крестьянина и прикажет вздернуть на дыбу. Это была опасная игра, и он участвовал в ней только ради одного. Калинка надеялся, что, когда придут тугары, он и его семья смогут избежать страшной участи, так же как и вся знать.

Продолжай строить из себя придурка, приказал себе он. Притворяйся дураком и потихоньку учись у синих мундиров. Калинка уже повидал такое, что заставляло его дрожать от страха. Один из синемундирных, которого звали Винсент, показал ему, как его металлическая палка способна убить врага за сотни шагов. Напуганный Ивор может попытаться уничтожить их и забрать металлические палки. Но если это произойдет, осознал Калинка, он останется без переводческой работы. Нет, чтобы оставаться посредником и чувствовать себя в безопасности при дворе Ивора, ему нужен мир.

Он оглядел палатку и выдал свою лучшую глупую улыбку.

— Да, да, друг, синие мундиры и русские, хорошо. Калинка говорит: мир для русских и синие мундиры.

— Ну что ж, тогда начнем, — произнес Эндрю и, поднявшись со стула, предложил Калинке следовать за ним.

— Калин, возьми это, — сказал Эмил, протягивая ему что-то в руке.

Калинка взял какую-то странную вещицу, которую он уже видел на лице Кина, Эмила и некоторых других синих.

— Для Ивора, — добавил Эмил. — Он говорил, что Ивора прозвали Слабые Глаза, — обратился он к Эндрю. — У меня есть две пары запасных очков. Скорее всего они ему не подойдут, но, может быть, немного помогут.

Эмил взял очки из рук Калинки и показал ему, как надевать их. Калинка изумленно выдохнул, с любопытством огляделся и снял очки.

— Помогут глазам Ивора, — сказал Эмил. — Подарок от Кина и меня.

Крестьянин с благоговейным трепетом посмотрел на очки и кивнул.

Красное солнце было в самом зените, когда они втроем вышли из палатки и направились к стене лагеря. Насколько мог судить Калинка, за три дня позиция стала совершенно неприступной. Треугольное укрепление было обнесено земляным валом высотой в человеческий рост, перед которым был вырыт ров глубиной восемь футов. Даже теперь солдаты продолжали работать, строя платформы для больших металлических труб, три из которых располагались по углам укрепления, а четвертая была установлена на земляном кургане в центре лагеря. Даже если бы у этих людей не было извергающих дым орудий, их все равно было бы почти невозможно победить, думал Калинка, глядя на лагерь.

Но еще больше, чем их оружие, Калинку удивляло то, как легко боярин Кейн управляет своими людьми. В этом было что-то странное. Кейн не гнушался беседой даже с самыми молодыми из них — такими как Винсент, который вел себя так, будто он был знатного рода. Но одного негромко сказанного слова со стороны Кейна было достаточно, чтобы все они за несколько секунд выстраивались в странные линии и стояли так же неподвижно, как и их металлические трубки.

Еще одно слово, и пять сотен ножей, сверкнув на солнце, присоединяются к трубкам. Следующее слово, и все трубки направлены в одну сторону. Калинка видел, что здесь действует какая-то странная сила, которая исходит не от кнута. Раньше ему и в голову такое прийти не могло.

Здесь все было не так, как положено. Крестьянами надо управлять кнутом и страхом. Знатные люди подчиняются боярам, но между собой ссорятся и дерутся за престиж и влияние. И священники — здесь не было никаких священников. Никаких золотых ряс, которым должны кланяться все, кроме бояр; никто не говорит о покорности Перму, его сыну Кесусу и о жертвоприношениях тугарам.