Санёк удивлённо вскинулся.

— Слышал, а что?

— Вон он стоит, — кивком указал я на крепыша. — У нас один тренер в секции самбо был, я его хорошо запомнил. Он сел, вроде, по малолетке.

— Сел, слышал такое, — подтвердил татарчонок. — А после отсидки на Семёна Большака работать начал. Тот из спортсменов, в бригаду борцов-боксёров подбирает. Ну, во дворе так говорят.

Я присмотрелся к мужику в красном пиджаке и задумчиво хмыкнул. Когда уходил в армию, Семён был по меркам района далеко не самым большим авторитетом, но знакомые пацаны о нём меж собой болтали, вот и отложилось в голове, что он здоровый как бык. А этот именно здоровый, мощную шею кроме как бычьей и не назовёшь.

— Это, случаем, не сам Большак?

— Я его никогда не видел, тут без понятия, — пожал плечами Санёк. — Что делать-то будем?

— Ты со мной потом обратно?

— Не, раз уж в центр выбрался, загляну в «Алёнку». Может, знакомых встречу.

Я запустил руку в карман, отсчитал три красных советских десятки и протянул пацану.

— Держи на пиво.

Татарчонок распрощался со мной и затерялся в толпе, а я продолжил наблюдать за разговором барыги и мордатого мужика, благо они почти сразу разошлись. Большак, если это был он, уселся в «бэху» на пассажирское сиденье, Марадона забрался за руль, и автомобиль задним ходом медленно выехал за ворота. Я выждал с минуту и двинулся к прилавку, но от былой уверенности не осталось и следа, идея срубить денег с хозяина Тохи больше не казалась столь уж привлекательной. Повернул бы назад, да помешало упрямство. Опять же — что я теряю в случае неудачи? Откажется за информацию платить, и чёрт с ним, домой поеду.

За разложенными на прилавке спортивными костюмами присматривал паренёк на пару лет младше меня, а хозяин точки вознамерился скрыться в подсобке, пришлось его окликнуть.

— Уважаемый! Антон Буньков у вас работает?

Босс Тохи резко обернулся, пристально глянул меня, после перевёл взгляд на своё запястье, сплошь заросшее густым чёрным волосом, точнее даже не на само запястье, а на циферблат электронных часов.

— У меня он не работает уже два часа сорок минут. Здесь не совдеповский завод, в частном бизнесе за прогулы мигом вышибают!

Голос звучал нервно и неровно, да и взгляд оказался слишком уж пронзительным для мягких светло-голубых глаз.

— Отойдём на пару слов? — предложил я.

Барыга вышел из-за прилавка и встал напротив меня.

— Чего надо?

— Антона похитили, — сообщил я, понизив голос.

У мужика чуть глаз от удивления не выпал.

— Как? — охнул он. — Когда?!

— Вчера вечером.

Босс Тохи нахмурился и остро глянул на меня.

— Как-то не похож ты на дознавателя.

— Не надо грязи! — улыбнулся я на кураже. — Я свидетель.

— Да ну?

Лицо собеседника скривилось в недоверчивой ухмылке, и я поспешил зайти с козырей.

— О тебе Антон друзьям рассказывал, а они мне. Ты ему на днях руку сигаретой прижёг за полсотни зеленью, было дело?

— Тебе чего надо? — подался вперёд торгаш. — Ты кто вообще такой? Чего мне мозги паришь? На бабки развести решил, клоун?

Я был выше, крепче и сильнее его, а потому угрожающее движение проигнорировал, как не стал осаживать собеседника из-за неуважительного тона. В конце концов, я действительно хотел развести его на бабки.

— Антона похитили, — повторил я. — Чисто и профессионально, концов не найти. Только сам по себе он был никто, номер его — шестой. Кроме как из-за твоих дел похищать пацана не за что. Хочешь узнать подробности — плати. И не сопи так, это просто бизнес.

Я отнюдь не был уверен, что Тоха не крутил какие-то делишки на стороне, но на собеседника мои слова определённое впечатление произвели. Правда, не совсем то, на которое делался расчёт.

— Ты кто такой? — вновь спросил он, кривя свой маленький рот в на редкость неприятной ухмылке. — С чего мне вообще с тобой разговаривать? Сам посуди: появляется какой-то хрен с горы, несёт пургу, просит денег. Кто ты, мальчик?

— За языком следи, дяденька, — попросил я. — Как уже сказал, я — свидетель. Понятия не имею, что о твоих делах может рассказать Тоха, да мне и по фиг. Информация — это товар. Платишь — хорошо, нет — разбегаемся.

— А с чего мне тебе верить? Ну, не пришёл Антон на работу и что с того? Загулял, дело молодое. Мне никто ничего не говорил!

— А никто кроме меня об этом и не знает! Не веришь, позвони — поинтересуйся, где он.

— Нет у Антона домашнего телефона.

Я только руками развёл. Торгаш посмотрел на меня с нескрываемым сомнением, затем кивнул и направился к воротам. За оградой в небольшом закутке обнаружилась жёлтая будка с выбитыми стёклами, но целым телефонным аппаратом. Барыга достал две копейки и опустил их в прорезь для монет, после зашелестел страницами записной книжки.

— Соседям позвоню, он оставлял номер, — сообщил мужик и начал крутить диск.

— Только о похищении не говори, а то менты всю душу вынут, — предупредил я и повторил, набивая себе цену: — Кроме меня об этом никто не в курсе.

Барыга досадливо отмахнулся и прижал к уху телефонную трубку. Когда на том конце ответили, он попросил позвать Антона и надолго замолчал. После задал несколько вопросов, как видно, кому-то из родственников пацана и разорвал соединение.

— На пару меня развести решили, да? — зло спросил он после этого. — Антон в доле?

— Антона погрузили в багажник и увезли. Сомневаюсь, что согласился бы на такую поездку за долю в… ста баксах.

— Согласился бы, не сомневайся, — хмыкнул торгаш. — И сотню тебе не видать как своих ушей. Даже десятки не дам за кота в мешке.

Я решил приоткрыть карты и сообщил:

— Вчера Тоху закинули в багажник «жигулей» и увезли, как пишут в криминальной хронике, в неизвестном направлении. Я это видел собственными глазами. Хочешь узнать подробности, гони… ладно, хрен с тобой!.. восемьдесят баксов.

— С дуба рухнул? Восемьдесят баксов за что? За то, что к вечеру и так появится в новостях?

— Не появится, если сам не начнёшь трепаться.

— Хочешь сказать, не сообщил в милицию о похищении? Серьёзно?!

— Антон тот ещё гандон, — сказал я ради разнообразия чистую правду. — Если нужен номер машины, в которой его увезли, плати.

— О восьмидесяти долларах даже думать забудь!

— Согласен на шестьдесят. И ни центом меньше. Или я пошёл.

Светло-голубые, почти прозрачные глаза достаточно долго сверлили меня напряжённым взглядом, словно в душе барыги шла борьба между желанием разобраться в этой истории и жадностью, потом мужик презрительно фыркнул.