– А что произошло в семьдесят первом?

– О, простите. – Аиша сосредоточилась на дороге. – Я и забыла, что не все говорят об этом за завтраком, обедом и ужином. Бангладеш и случился – война за независимость. Он был частью Пакистана, а после войны сделался независимым и очень бедным, и до сих пор такой. Людей много погибло. У меня у самой дядю убили, я считай что его не помню. Мы говорим о семьдесят первом так, будто это было вчера; ну, как вы о битве при Гастингсе [14] – будто это случилось лет двадцать назад.

– Я вообще ничего об этом не знаю, – сказал Лео. – Мы с невестой однажды поехали в Индию. Решили, что это будет романтично.

– Ну, наверное, иногда так и есть, – сказала Аиша. В маленьком прямоугольнике зеркала заднего вида он поймал взгляд девушки; глаза ее блеснули. – Я сама видела Индию лишь однажды, Калькутту. У нас там была пересадка, и папа решил, что мы пару дней походим по городу. Куда именно вы ездили?

– В Раджастан. Дворцы и храмы. Ночь в дорогущем отеле, во дворце на озере, но только одна, остальные – жуткие мотели для рюкзачников. Моя будущая жена ужасно отравилась едой: думала, умрет или придется домой ехать.

– И что потом с ней было?

– О, в конце концов она поправилась. Ничего страшного.

– Нет-нет, я хотела сказать…

– А, мы в разводе. Если вы об этом. То, как она отравилась, и какие-то верблюды и дорожное движение – вот и все, что я помню об Индии. Наверное, надо съездить в Калькутту, – поспешно добавил он.

– Нет, не думаю, что там было место романтике, – сказала Аиша. – Я кое-что помню о раннем детстве в Бангладеш, но, конечно, воспоминания скомканы. Мы вернулись только тогда, когда мама и папа все окончательно поняли. В семьдесят пятом – решили, что с них хватит. Близнецы родились уже здесь. В Северной больнице, если быть точным. Помню, как мы ходили по снегу навестить маму, как я увидела их в первый раз. Снег меня впечатлил больше, чем братья.

– Значит, вся ваша семья здесь, – предположил Лео.

– Да, потихоньку перебрались все, – подтвердила Аиша. – В основном после семьдесят пятого, хотя мама с папой переехали первыми. А, нет, вру. Тетя Садия и дядя Мафуз успели раньше. У вас в семье есть военные преступники? Я почти не видела ни тетю, ни дядю – ну, может, один раз, года в два, когда еще ничего не понимала.

– Военные преступники в семье – как мило…

– Я так толком и не узнала, что именно они сделали, но нам не разрешают с ними общаться, и папа говорит, что если бы каждый действительно получал по заслугам, то дядю Мафуза ждал бы расстрел, виселица или электрический стул. Все, ну, то есть мои тетки, хором говорят: ничто не заставит их снова пригласить Мафуза или Садию к себе в дом, и это очень странно. Потому что во всем остальном они с папой в жизни не согласятся. Ну, вот и на месте. Как вы будете добираться до дома?

– Вы очень добры, – сказал Лео. – Надеюсь, я вас не отвлек от чего-нибудь важного.

6

Крыло больницы, которое он отыскал, помимо множества сбивающих с толку синих указателей, недавно обзавелось новым кирпичным фасадом с пандусом для колясочников, однако внутри узкие коридоры и окна с металлическими коробками и переплетами выдавали былую суть здания: в свое время его переоборудовали из наскоро возведенных в войну казарм. Как во всех таких заведениях, там сильно пахло дезинфицирующим средством – острым приступом желания от чего-то избавиться; в этом запахе ничего не было от реальной чистоты, лишь напоминание о том, что совсем недавно случилось нечто неожиданное.

Вокруг толпились семьи посетителей, несколько ветхих пациентов в халатах и тапочках шли покурить на улицу, двое ребятишек несли букеты желтых хризантем, а прямо посреди коридора сидела в больничном кресле-каталке пожилая женщина, жалкая и покинутая, выжидательно пялясь в пространство; ее, наверное, надо было забрать или вернуть на место, как томик словаря в публичной библиотеке. Лео нашел палату матери и подумал, что надо было тоже что-нибудь захватить. Букет хризантем. Или винограду.

Мать сидела на кровати в ночной рубашке и накинутой на плечи шали. Правая рука – под толстым гипсом, из-под которого любопытными зверьками торчали кончики пальцев. Выглядела она чистенькой и розовощекой, с копной непривычно седеющих волос вокруг лица, и при виде сына радостно улыбнулась:

– Вот это да! Что ты тут делаешь?

– Тебя пришел повидать. Решил, что тебе скучно.

– Твой отец только что ушел, – сказала мать Лео. – Он знал, что ты приедешь?

– Должен был знать, – бездумно ответил он. – Я приехал вчера вечером. Мы договорились встретиться тут. А что случилось?

– О, как он меня порой бесит! – пожаловалась она. – Вышел чаю попить, наверное. Представь – ни слова о том, что ты придешь!

– Наверное, хотел сделать тебе приятный сюрприз, – предположил Лео. – Но что это? С тобой-то что стряслось?

– О, не знаю… – Она не без усилия приподняла перебинтованную руку. – Так глупо вышло. Думала, просто ударилась, ушибла, а потом… жуткая боль, и твой отец сказал, что я ее сломала. Никогда не думала, что сломать руку так легко. Ты…

Но тут она стала смотреть в пустоту, и Лео вспомнил: должно быть, получила большую дозу морфина.

– Я приехал вчера, – повторил он. – Поздно вечером, иначе бы пришел. Я познакомился с новыми соседями!

Он не был уверен до конца, но взгляд Селии снова сделался осмысленным, и она улыбнулась слегка одурманенной улыбкой. Из окна палаты виднелся больничный двор с декоративным вишневым деревом. У дальней стены на скамейке сидел мужчина в твидовом пиджаке и читал книгу.

– Ко мне идут и идут, – говорила его мать. – Идут и идут. Вчера были Кэтрин и Джош. Это они принесли цветы.

Лео решил, что вряд ли его бывшая жена и сын приходили вчера, но лишь ободряюще кивнул.

– Она милая девушка, – сказала Селия. – Конечно, все из-за твоего отца. Он очень строг тут со всеми: говорит, что надо делать, как лечить. Думаю, – она резко замолчала и подавила смешок, – они его попросту побаиваются. Хорошо, когда за твоим здоровьем следит строгий профессионал. Он хороший врач.

– Надо было принести цветов, – сказал Лео.

Кажется, мать удивилась.

– Надеюсь, ты приехал не издалека, – дружелюбно сказала она. – Я бы очень огорчилась, если бы создала тебе проблемы. Очень рада была тебя повидать.

– Мама, я только пришел! – сказал Лео. – Я приехал на пару дней, чтобы тебя навещать.

– О, как мило! – воскликнула мать. Она, кажется, смогла сконцентрироваться, и теперь, увидев сына, по-настоящему просияла. – Ты приехал нарочно ради меня? Я чувствую себя нормально. Пробуду в больнице еще пару дней.