И какие могут быть «новости», о которых он узнает? Умер? Он тут же представлял себе лица жены и детей Валеры – так звали оперативника, который был тяжело ранен во время операции на стадионе. Что сейчас они думают о Вершинине?

Ведь все уже знают всё. Хоть Управление номинально и является секретной организацией, но внутри самой секретной организации никаких секретов нет. Во всяком случае, все плохие новости секретными быть очень быстро перестают. Поэтому всем уже известно, что во время операции все пошло не так и оперативников перестреляли бы всех, как в тире, если бы не ураганный огонь отряда прикрытия, который они, фактически по своей инициативе, не получив приказа от Вершинина, открыли по джипу. В джипе – пара трупов, и они ничего не расскажут о том, откуда и от кого получили указание сделать то, что сделали: ворваться на стадион и устроить побоище. А почему Вершинин не дал приказа открыть огонь по джипу сразу? Потому что растерялся и потерял контроль над ситуацией. А почему он вообще не знал, как руководитель операции, о таком возможном повороте, как этот джип с пулеметом на борту? Почему заблаговременно джип не вычислили, ведь он наверняка терся где-то поблизости? Почему не приехали на место заранее, чтобы изучить обстановку и все возможные повороты в ней? Почему, опять же, как руководитель операции, он не предусмотрел возможность ведения снайперского огня сверху, с вышек, в результате которого был тяжело ранен сотрудник? Ведь он пошел на эту встречу, доверяя Вершинину? Наконец, почему не было предусмотрено то развитие событий, которое навязали Скала и Щука, – не увидев на «стрелке» майора, они решили попросту уйти, и именно поэтому оперативники вынуждены были покинуть трибуну и почти насильно всучить Скале контейнер с кокаином и тем самым подставиться под выстрелы снайпера. И почему сотрудники не были в бронежилетах, а пошли на встречу в легких спортивных костюмах? Почему, почему? Все эти тяжелые неразрешимые вопросы имели только один возможный ответ.

Потому что Вершинин проявил преступную небрежность при организации операции, в результате чего были ранены четверо и тяжело ранен еще один сотрудник Управления. Потому что он проявил себя как руководитель, не способный обеспечить успех операции и сохранность жизни своих людей.

А что на другой стороне весов? В правом верхнем ящике стола в кабинете Вершинина лежала кассета, снятая Опером. На кассете зафиксирован прием Скалой контейнера с партией кокаина. И сам Скала – весь в кокаине с ног до головы, с ничего не понимающим лицом. Если бы всего этого – перестрелки и потерь – не случилось, Вершинин праздновал бы победу – еще бы, от такой «компры» Скала не отмоется теперь никогда! Можно брать его и спокойно тянуть за ниточку, пока не выведет на Седого.

Но теперь эта победа была всего лишь жалкой кассетой, стоившей ровно столько, сколько стоит сама кассета. Что это по сравнению с жизнью товарища?

Теперь ему предстояла встреча с коллективом и с начальством.

* * *

Вершинин привык жить в системе координат: победителей – не судят. Вот в чем была его проблема. Если долго живешь в этой системе координат, начинаешь считать ее единственно возможной, правильной, естественной, и кажется, что так будет всегда, так было всегда. Так, наверное, казалось волку, который одиннадцать раз обошел все капканы и на этом основании считал, что и в двенадцатый раз получится. Но двенадцатый капкан старый охотник постарался поставить немного по-другому. Вернее, с виду, вроде бы, такой же, но на самом деле – лишь декорация, призванная заставить волка свернуть с тропы в сторону, чтобы упасть в яму. Старый охотник многих волков пережил.

Теперь в яме – Вершинин. Теперь, если только он не играет на стороне Седого сознательно и давно, ему предстоит узнать, что победителей тоже судят. Ну а уж неубедительно победивших и вовсе судят всем миром.

Теперь ему предстоит познать ад.

Кстати, интересно, есть ли специальный ад для оперативников? Ну вообще, по идее, Управление, в котором мне предстоит трудиться, считается организацией закрытой, секретной, относящейся к специальным подразделениям. Значит, для специального подразделения и ад должен существовать специальный? Специально оборудованный. Для соблюдения необходимой секретности.

Интересно, как он выглядит? Могу себе представить. Нет, в нем нет котлов и шампуров. В нем лица погибших по твоей вине товарищей и улыбающиеся лица врагов, которые оказались умнее и сильнее тебя и теперь по-прежнему живут и радуются, а ты – не живешь и не радуешься.

В аду для оперативников самая удачная операция длится секунду, а проваленная – год. Наверное.

А еще там есть лица обычных людей. Они молча смотрят на тебя, но ты можешь слышать, что они думают: «Мы-то считали, что ты – настоящий, сильный, надеялись на то, что ты защитишь нас и наших детей от тех, кто продает им отраву. А ты, оказывается, слабак и дурак. Больше не будем надеяться на таких, как ты. Теперь мы знаем, что надеяться не на кого».

Вот как, наверное, выглядит этот ад. А может, и еще хуже.

Но если есть ад, наверное, есть и рай? Хорошо бы.

* * *

Встречи с начальством Вершинин не боялся. Ему много раз приходилось оказываться крайним и виноватым, это было уже привычное для него состояние. Он всегда утешал себя тем, что, мол, пусть ругают, все равно без меня – никуда, я нужен делу, потому что я свое дело знаю. Но сейчас уже не мог себе сказать с такой самоуверенностью – «я свое дело знаю», и все же встречи с начальством не боялся. Пусть делают что хотят. Пусть уволят, пусть даже посадят. Не страшно.

Больше всего он боялся встречи с ребятами из Управления. Ведь все уже всё знали.

– Всем привет! – не поднимая глаз, поприветствовал Вершинин своих подчиненных.

Молчание в ответ показалось ему не просто недружелюбным, но еще и протестным.

Первый раз в коллективе, который был для него всем, он почувствовал себя чужим.

Инстинктивно ища хоть какой-то поддержки, Вершинин выделил из группы Опера и обратился персонально к нему:

– Опер, спасибо тебе.

– За что, товарищ майор? – удивленно отозвался тот.

– За то, что зафиксировал, как положено, на пленку, какой я мудак. А то ведь коллектив столько лет с таким начальником мучался, мучался... Но, понимаешь, фактов не было, чтобы дать мне под зад коленкой. А ты вот помог нам с ребятами избавиться друг от друга. Пойду, начальство тоже порадовать надо!

– Да я ниче! Ничего такого! Не снимал! – растерянно кричал Опер вслед Вершинину, когда тот быстрой и злой походкой уходил в сторону кабинета начальства.

Сотрудники хмуро переглядывались. Неуютно и пасмурно было на душе у всех.

* * *

Бердяев. Звание: полковник. Должность: начальник Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

Прошел армейскую школу. Воевал в составе советской группы войск в Афганистане. Был ранен, находился в плену. Был освобожден при участии сотрудников международной гуманитарной миссии. На службе в правоохранительных органах зарекомендовал себя как опытный руководитель и удачливый «службист». Обладает высокими морально-волевыми качествами, личной дисциплиной. Большое внимание уделяет вопросам планирования и организации операций, отлично владеет всеми теоретическими и практическими навыками оперативной работы. Обладает широким кругозором. По мнению коллег, быстро сделал карьеру благодаря невероятному везению и чутью. В отношениях с сотрудниками официален и сдержан. Друзей среди сотрудников Управления не имеет. Необщителен. О личной жизни, дружеских и родственных связях Бердяева в настоящий момент данных нет.