Напоследок Хрущёв напомнил, что все сказанное не предназначено для посторонних ушей, и призвал посвященных не «обнажать наших язв» перед недругами. Но он лукавил. 27 февраля 1956 года, то есть через два дня, текст «секретного» доклада по специальному списку был разослан руководителям зарубежных компартий. 5 марта, в третью годовщину смерти Сталина, Президиум ЦК КПСС принял решение ознакомить с содержанием доклада советский партийный и комсомольский актив. Так весть о хрущёвских разоблачениях облетела всю страну. И весь мир.

Резонанс от доклада Хрущёва в Советском Союзе был огромным. В своем восприятии критики Сталина общество раскололось. Одни сочли откровения Хрущёва недостаточными и требовали идти до конца, другие призывали не ворошить прошлое. В разных районах страны были отмечены случаи вандализма по отношению к памятникам Сталину, на собраниях высказывались предложения вынести тело Сталина из Мавзолея. Во время дискуссий звучали мнения о перерождении советской системы, о ее недемократичности и раздавались призывы «вернуться назад, к Ленину». И рефреном звучал одни и те же вопросы: а где же были остальные? Куда смотрели? Как допустили?

Наиболее драматично события развивались в Грузии, где в 5–9 марта 1956 года состоялись массовые выступления в защиту Сталина. Эти выступления были подавлены силой оружия – впервые новая власть решилась на открытое насилие по отношению к мирным гражданам (до этого оружие использовалось только для подавления волнений в лагерях).

Разоблачение сталинских преступлений стало причиной кризиса коммунистической идеологии, с одной стороны, и сомнений в результатах коммунистической, прежде всего советской, практики – с другой. Ортодоксальные коммунисты потеряли точку опоры, антикоммунистически настроенные интеллектуалы получили весомый аргумент в свою пользу. Эти кризисные процессы затронули не только Советский Союз. Не в меньшей степени они были характерны и для коммунистических партий других стран.

В сознании зарубежных коммунистов Сталин олицетворял собой не только Советский Союз, но и коммунистическую идею. После критики Сталина советский опыт уже не мог считаться образцом для подражания, а вместе с тем Советский Союз потерял свое исключительное право на мировое лидерство в коммунистическом движении. На место Сталина в иерархии мирового коммунизма стали примериваться другие вожди – Тито в Европе и Мао Цзэдун в Азии. Китайская компартия, единственная из всего социалистического лагеря, выступила с критикой доклада Хрущёва.

Хрущёв на даче. 1957 г.

Антисталинская речь Хрущёва поставила под удар лидеров стран Восточного блока, многим из которых можно было предъявить те же обвинения, что и Сталину. В сложной ситуации оказались и коммунистические лидеры западных стран, где популярность коммунистических идей стала стремительно падать. Начались массовые выходы из компартий, коммунисты теряли поддержку левых интеллектуалов. Эти процессы особенно активизировались после того, как 5 июня 1956 года в США, в газете The New York Times был опубликован текст «секретного» доклада Хрущёва, который очень быстро распространился по всему миру.

Десталинизация стала причиной и одновременно одним из проявлений политических кризисов в странах Восточной Европы, которые приняли наиболее радикальные формы в Польше и Венгрии осенью 1956 г. Народное восстание в Венгрии, которое подконтрольная коммунистическая пресса называла не иначе как «контрреволюционный мятеж», было подавлено в результате вооруженного вмешательства СССР и других стран Варшавского Договора. Хрущёв лично настаивал на применении военной силы.

Опасаясь повторения подобных событий в других странах соцлагеря, в том числе и в СССР, советское руководство приняло решение прекратить антисталинскую кампанию. Десталинизация была приостановлена: появились новые трактовки роли и места Сталина в советской истории – без особого возвеличивания, но и без критических выпадов. Те, кто продолжал мыслить в духе ХХ съезда, попали под волну репрессий, особенно заметную в 1957 г.

Хрущёв решился вернуться к критике Сталина только спустя 5 лет, в октябре 1961 г., на XXII съезде партии. По решению съезда тело Сталина было вынесено из Мавзолея и перезахоронено рядом. Это был символический жест. Вторая попытка десталинизации по своему содержанию была более продуманной и аргументированной, чем первая. Но, утратив налет сенсационности, новые разоблачения уже не имели того резонанса, как в 1956 году.

Хрущёв терял доверие. Он колебался, метался из одной крайности в другую. Он обвинял Сталина в преступлениях, а потом заверял, что «Сталина мы в обиду не дадим». Эти колебания ярче всего проявились на отношениях Хрущёва с интеллигенцией. Хрущёв санкционировал травлю Бориса Пастернака в 1958 году, а в 1962 году он благословил публикацию повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В «Правде» появляется стихотворение Евгения Евтушенко «Наследники Сталина», а спустя несколько месяцев Хрущёв обрушивается на него с обвинениями в нелояльности и чуть ли не враждебной деятельности. Он устраивает постыдный разгром художников в Манеже, не жалея ругательств, и предлагает всем недовольным «убираться вон» из страны.

Периодически Хрущёв приглашает представителей интеллигенции на встречи с руководителями страны. Таких встреч было несколько – в 1957, 1960, 1962 и 1963 годах. И почти каждая из них заканчивается разносом и скандалом. Хрущёв, похоже, никак не мог для себя решить: то ли он хочет задружиться с интеллигенцией, то ли поставить ее на место. Он то входил в образ гостеприимного, радушного хозяина, то вдруг вспоминал, что он Хозяин с большой буквы, и начинал поучать всех и вся. Потом он будет искренне сожалеть о своем поведении, но это случится, когда он окажется уже не у дел.

У Хрущёва было много идей. Но что бы он ни делал – бросался наперегонки с Америкой, строил коммунизм, распахивал целину или сеял кукурузу, – думал, в сущности, об одном – как накормить досыта народ. Для этого нужно было решить по крайней мере две задачи – обеспечить страну хлебом и наполнить прилавки мясом, молоком, маслом.

Хрущёв и Никсон на американской выставке в Москве. Июль 1959 г.

Воплощение своего замысла он начал с целины. Само слово «целина» потом окажется навсегда связанным с именем Хрущёва и его временем. На самом деле вопрос об освоении целины поднимался еще до революции. Да и большевики в конце 1920-х годов не смогли избежать соблазна решить зерновую проблему за счет распашки новых земель. Но «поднятая целина» тех лет, конечно, не шла ни в какое сравнение с целинной эпопеей 1950-х.

22 января 1954 года Хрущёв направил в Президиум ЦК КПСС записку «Пути решения зерновой проблемы». В ней первый секретарь развернул свою программу обеспечения страны хлебом. Освоение целины было лишь частью этой программы. Хрущёв говорил о необходимости поднимать урожайность на старых землях, внедрять новую агротехнику, поднимать Нечерноземье. Потом как-то незаметно все сосредоточилось на целине.