Река тоже была хороша. Небольшая, всего шагов двадцать в ширину, она была глубокой, с темной, но кристально чистой водой. Из подмытого на дуге крутого берега торчали корни деревьев, напоминая щупальца невиданных чудовищ, а с той стороны, где стояла деревня, – длинный пляж белого песка, вылизанный водой и ветром. К пляжу вел пологий спуск, будто специально врезанный в берег огромным бульдозером. Скорее всего, в этом месте много десятков лет ходили на водопой стада коров, однако теперь от этого стада не осталось и следа – пляж был девственно чист. Нынешним обитателям деревеньки и в голову не приходило, что можно пойти поваляться на песочке или же забраться в текучую воду, чтобы смыть застарелые грехи, накопленные за свою трудную, бурную жизнь.

Сергару мучительно захотелось спуститься вниз, сбросить одежду, броситься в прохладную воду и, погрузившись с головой, забыть обо всех проблемах, что как снежный ком обрушились на его голову, придавив невыносимой тяжестью.

Нет. Представил, как он мучительно долго едет по песку, увязая колесами, как ползет, будто зверь с перебитым хребтом, захлебываясь яростью и пеной, и все желание искупаться тут же улетучилось, будто его и не было. Когда-нибудь! Когда-нибудь…

Подумалось – неужто нет ни одного мира, где нет проблем? Где нет войн? Где нет жадности, подлости, неутолимой тяги к власти? Были два государства, две империи – Кайлар и Зелан. Два двоюродных брата. Оба императоры – что им делить? Полоску земли вдоль границы? Два острова, на которых нет ничего, кроме птичьего дерьма и сотен тысяч орущих, гадящих чаек? Почему погибли тысячи, десятки тысяч солдат, и почему теперь народ, говорящий на том же языке, верящий в тех же богов, что победившие, считается народом низшим, второго сорта, сродни рабам? Почему десятки городов лежат в руинах, и на их улицах бродят толпы мерзких тварей, питающихся человеческой кровью, мясом, душами?

Сергар уже слышал теорию, что империи обязательно должны расти, иначе они умрут, и в конце концов должна остаться одна, огромная, которая поглотит все остальные. Но разве это утешение для сотен тысяч, миллионов погибших на бессмысленных, не нужных человеку войнах? Вот он – молодой, здоровый парень, маг, даже лекарь – посвятил свою жизнь убийству людей. Ради чего? Ради кого? Ради амбиций одного не очень умного, не очень хорошего человека, наслаждавшегося роскошной жизнью тогда, когда он, Сергар, кормил вшей, сидя в грязной балке перед позициями зеланской армии?

Последние годы службы эта мысль все чаще и чаще приходила ему в голову, и когда империя Кайлар все-таки проиграла в войне, честно сказать, он даже вздохнул с облегчением – все! Закончилось! Наконец-то! И… он жив!

Сергар развернулся и покатился к дому, откуда в вечернем воздухе слышались громкие радостные голоса добровольных помощников. Его губы тронула легкая улыбка – забавные люди. Все-таки в глухих провинциях люди попроще и посердечнее, чем в крупных городах. Это он замечал не раз и не два.

И все могло быть гораздо, гораздо хуже…

«Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят!» – Сергар осторожно перецепился руками с ветки за канат и по нему опустился в коляску. Грудь жгло, пот стекал в глаза, но бывший боевой маг был доволен. Всего за две недели тренировок он подтягивается уже пятьдесят раз! И это после того, как полгода пролежал в постели! Нет – что ни говори, а отличный результат.

Помогали специальные упражнения, которые Сергар проделывал каждый день. Он входил в транс и, сосредоточившись на процессах, происходящих в организме, пытался ускорить его восстановление. Это очень непросто. Тело было чужим, оно категорически отказывалось подчиняться воле новой сущности, оказавшейся в черепной коробке. Приходилось часами сидеть неподвижно, пытаясь ускорить движение жизненных сил.

Сергар занялся этими упражнениями на второй день после того, как очнулся в доме Марии Федоровны, и только через неделю у него начало кое-что получаться. Теперь процесс пошел гораздо быстрее – больше двигался, постоянно находился на свежем воздухе. Простое, здоровое питание – молоко, творог, мясо. Действительно, в деревне все было дешевле. Имея по городским мерках совсем небольшие деньги, можно было довольно сносно существовать.

Единственное, о чем жалел Сергар, отсутствие телевизора. Уже привык к этой странной штуке, и первое время его просто ломало, как наркоманов, не получивших очередной дозы. Потом привык. Ну, нет телевизора, и нет. И демон с ним. Или как тут говорят – черт.

В деревне ни у кого не было телевизора. Вернее, телевизоры были, но они ничего не показывали – старые, разбитые, неработающие. Спутниковых антенн не было ни у кого, а как объяснили Сергару, без этих круглых штук телевизор показывать не будет. Он не до конца понимал, что такое спутник, что такое антенны, но верил обитателям этого мира. А что еще оставалось? Кроме как верить. Или не верить…

Эта деревня была чем-то вроде порта, в котором пришвартовались старые, никому не нужные корабли. Дырявое днище, обросшее ракушками, обожженные пожарами надстройки, порванные паруса… Последнее пристанище умирающих морских бродяг.

Люди похожи на корабли – уходят они в жизненное море, пахнущие свежей краской, звенящие от переполняющей энергии, гордо рассекают волны могучим форштевнем, а в конце жизни – потрепанные ветрами, побитые о камни, скрытые в прибрежных водах, источенные древоточцами, до конца своих дней пытающиеся держаться на плаву.

Никто из жителей Самсоновки не рассчитывал выбраться из последнего порта в своей жизни. Вернее, на словах-то рассчитывали, но в глубине души понимали – никуда они отсюда не уедут и останутся тут, на краю деревни, в жирном, липнущем к ногам черноземе. Как и все те, чьи покосившиеся, черные от времени кресты деревенского кладбища сиротливо торчали из высоченной травы, буйно вымахавшей на прахе обитателей деревни.

Эти люди не были злыми, подлыми или глупыми – нет, их погубили две вещи – излишняя доверчивость и спиртное. Впрочем, первое проистекало из второго. Налей тому же дяде Пете стакан водки, и ты его друг по гроб жизни. А если будешь наливать регулярно, да еще и закуску подносить – так ты вообще царь, бог и мессия, пришедший в этот мир для того, чтобы осчастливить хороших людей.

Дяде Пете, как оказалось, было всего-навсего пятьдесят лет, но выглядел лет на двадцать старше. Некогда он был уважаемым человеком, по крайней мере с его слов. Работал на заводе, имел машину, квартиру, но… начал пить. Каждый, кто приходил к токарю Пете с просьбой что-то сделать, тащил бутылку водки. А если есть бутылка – куда ее девать? Ну не выливать же?

«Жена говорила: «Бери деньги, бери деньги!» Не брал. Как можно взять со своих? Нехорошо!» – вспоминал слова дяди Пети Сергар.

В общем, закончилось все очень дурно. Машину продал, деньги пропил. С завода выгнали. Жена ушла, забрав детей. Осталась только квартира, и ту разменяли, оставив дяде Пете однокомнатную, правда, в хорошем районе. Вот так и оказался он здесь, в Самсоновке, в развалюхе – гораздо худшей, чем у Марии Федоровны. Той хоть денег дали, а ему просто налили водки, сказали подписать, он и подписал.