Последняя была хуже всего. Наверное, стоило бы позвонить кому-то ещё. Ну, в самом-то деле, у нас же были общие знакомые, старые приятели и даже друзья. И я бы обязательно так и сделала, если бы не одно, треклятое «но».

Мне некому было звонить. Расставшись с Максом, я оборвала все контакты. Я так устала от этой больной зависимости, от убивающей меня любви, что вычеркнула из жизни даже намёк на случайную встречу с ним. Я не хотела ни видеть, ни слышать, ни знать его. И мне было откровенно наплевать, как глупо это выглядит со стороны.

Я хотела свой уголок, научиться жить без него и даже не представляла, чем это может обернуться. Что однажды я буду сидеть вот так, посреди больничной палаты, кусая губы в бессильной злости на себя саму. И на Макса. И на Ильина. И…

— Войнова?

Медсестра, заглянувшая в палату, смерила меня заинтересованным взглядом, оборвав панический бег моих мыслей своим появлением. Вскинувшись, я вопросительно посмотрела на неё, с трудом облизнув пересохшие губы. А та, словно не видя, как меня трясёт, непринуждённо и весело выдала:

— Ну чего сидим? Кого ждём? К тебе там целая делегация нарисовалась. Беги, встречай. Пока наш серпентарий к себе этого красавца не забрал.

— А… — судорожно вздохнув, я усилием воли подавила совершенно неуместное желание разреветься. Сглотнув, вновь облизнула губы и хрипло уточнила. — А вы уверены, что это ко мне? Я никого не жду… Наверное.

— Странная ты, — весело фыркнула медсестра, заснув руки в карманы на форменном халате. — Ты не ждёшь, а он вон, припёрся. И не один. Давай, Войнова, отрывайся от кровати и вперёд. А то через полчаса обед и процедуры, по расписанию.

И, не дождавшись от меня хоть какой-то реакции, строго прикрикнула, хлопнув в ладоши:

— Ну?! Чего сидим, кого ждём?! Марш, навстречу визитёрам! Или тебе клизму выписать, для ускорения?

Конечно, никакую клизму она мне ставить не собиралась. Но почему-то именно эти слова оказались самыми действенными: я медленно поднялась с кровати и, шаркая тапочками, выползла в коридор. Чтобы вот так вот, аккуратно и неторопливо добраться до поста дежурной медсестры.

Правда, если быть честной, формально я до него так и не дошла. Наткнувшись на знакомый, чуть тяжёлый взгляд, пробиравший меня до костей, я остановилась как вкопанная. И только сильнее затянула полы халата, сжав пальцы так, что побелели костяшки. Глядя широко раскрытыми глазами на то, как Потапов, небрежно отмахнувшись от оживлённо хихикающих медсестёр, решительно сократил разделяющее нас расстояние.

Шаг. Ещё шаг. Ещё один. Вот он уже дико привычно возвышался надо мной, смотрел на меня сверху вниз нечитаемым взглядом. И от этого пристального, такого до боли ненавистного и знакомого внимания я окончательно растерялась, забыв всё, что хотела ему сказать.

Серьёзно, всё, что я смогла это хрипло выдохнуть, растянув губы в нервной улыбке:

— Ну… Привет?

Повисшая между нами тишина была непривычно хрупкой и уютной. Наверное, мне надо было что-то сказать. Надо было ударить его кулаками в грудь и потребовать объяснений, узнать, почему он не отвечал. Надо было потребовать привезти ко мне малышей или просто услышать их. Надо было, да, но…

Я не сделала ничего из этого. Я просто стояла, чувствуя себя так по-глупому растерянной, уязвимой и беззащитной. Словно та невидимая стена, что выросла между нами за время расставания, вдруг разлетелась на десятки, сотни осколков. Словно все те обиды, причины для ненависти, разумные и логичные аргументы, что я заучила наизусть, вдруг перестали иметь значение. Вот так просто, по щелчку пальцев. И в голове не осталось ничего, кроме совершенно дикого желания шагнуть вперёд и спрятаться от мира и проблем в таких до жути знакомых объятиях.

Позволить себе побыть слабой, хоть немного.

— Привет, — Максим криво улыбнулся, осторожно погладив меня пальцами по щеке.

От этого простого, совершенно обыденного жеста внутренности скрутило узлом, а сердце забилось быстрее. И я поймала себя на том, что краснею. Неудержимо и бесконтрольно.

— Прости, что не позвонил, — продолжил тем временем Потапов, казалось, не замечая ни моего смущения, ни непривычной молчаливости. — Этот дуэт малолетних террористов проверял мой телефон на прочность. Увы, как оказалось, умная китайская техника не очень-то дружит с водой, огнём и медными трубами. Ну или кафельной плиткой, в моём случае.

— О, — я не сдержалась, насмешливо фыркнув. Обруч напряжения, сдавивший грудь, чуть ослаб, и я позволила себя тихий вздох облегчения.

Всё-таки не удержавшись от маленькой шпильки в адрес бывшего:

— Неужели в этом мире есть что-то, что ты можешь не предусмотреть?

Только осознав, что ляпнула, я тут же пожалела об этом. Да, да! Между нами бездна обиды и злости, да мы оба не были идеальными и натворили не мало. Но, чёрт бы тебя побрал, Войнова!

Этот человек единственный на кого ты смогла положиться. Он заслужил хотя бы элементарную вежливость. И плевать, что мы уже успели с ним поскандалить.

— Ну, экстремальный курс отцовства я тоже как-то не загадывал, — усмехнулся Макс, небрежно пожав плечами. — Так что да, не настолько я могуч, как показала практика… А террористы получили условный срок под надзором моих друзей и слёзно просили передать тебе вот это.

Мне под нос сунули надкусанное и обслюнявленное… Печенье. Обычное такое, детское печенье. Глядя на которое я вновь растеряла все слова и забыла половину алфавита, чувствуя, как защипало в глазах. И пока я стояла вот так, вертя в пальцах эту печеньку и пытаясь придумать достойный ответ, Потапов невозмутимо заметил:

— Они соскучились. И я тоже.

— Что тоже? — я недоумённо моргнула, удивлённо на него посмотрев.

— Соскучился, — Макс мягко, коварно улыбнулся, снова пожав плечами. И тут же перевёл тему, поинтересовавшись. — Когда тебя там уже выпишут, а, Потапова?

Я даже оглянулась, на всякий случай, проверяя, нет ли рядом кого-то ещё. И снова посмотрела на бывшего, не понимая: шутит он так или что. Даже уточнила осторожно, убирая печеньку в карман халата и отступив на шаг назад, на всякий случай:

— Для склероза всё-таки рановато, Максим. Моя фамилия Войнова, вообще-то. Если ты помнишь.

— Помню, — Макс смерил меня пристальным, внимательным взглядом, словно готовясь к чему-то. А потом хмыкнул и уточнил невозмутимо. — Это всего лишь незначительные бюрократические тонкости. И мы их исправим… Прямо сейчас, пока ещё Войнова.

— Что?!

Серьёзно, я даже возмутиться толком не успела. Потапов сократил разделявшее нас расстояние за какие-то доли секунды, а в следующий миг я судорожно цеплялась за его плечи и шею, отчаянно краснея под звонкое хихиканье медсестёр. Потому что этот наглый, невозможный, совершенно непредсказуемый человек подхватил меня на руки и занёс в так кстати пустовавшую «перевязочную». И плевать он хотел на моё сопротивление, на мои призывы к его голосу разума.