пор. Вот сейчас, убеждая его извиниться перед полковым командиром, товарищи заставляют Николая сделать первый из той цепи поступков, которые превратят его в нерассуждающего человека, привыкшего не думать, а только подчиняться.

Пройдёт время, и окажется, что неопытный Ростов был в этой истории честнее и благороднее умудрённых опытом офицеров. Они дорого заплатят за то, что позволили Телянину, сказавшись больным, избегнуть суда. Пройдёт время – Телянин возникнет на пути Денисова, и, в сущности, по его вине Денисов попадёт под суд и долгие месяцы будет унижен, оскорблён, затоптан в грязь, и даже царь отклонит его прошение о помиловании. Подлец победит благородного человека, воспользовавшись его же благородством, – и когда это случится, Денисов, может быть, пожалеет, что в своё время помог остановить горячего Ростова в его стремлении к справедливости, но будет уже поздно.

11. Адъютант Кутузова князь Болконский

Смотр в Браунау. Кутузов идёт по солдатским рядам. Сзади – свита. «Ближе всех за главнокомандующим шёл красивый адъютант. Это был князь Болконский».

Так появляется на войне князь Андрей. Когда «Кутузов задумался, видимо припоминая что-то», князь Андрей напомнил ему о разжалованном Долохове. После смотра он вошёл в кабинет главнокомандующего с бумагами, которые нужны были Кутузову, взял другие бумаги, выслушал приказание: «Из всего этого чистенько, на французском языке, составь memorandum, записочку…»

Перед нами аккуратный, исполнительный штабной офицер. Читая об этом, испытываешь разочарование: неужели князь Андрей шёл на войну составлять меморандумы? Мы хотели бы видеть его в битве, в пороховом дыму, впереди войск – а тут кабинет, шорох бумаг, тихие шаги по ковру…

Но вот что удивительно: князь Андрей «много изменился за это время… он имел вид человека… занятого делом приятным и интересным». Князь Андрей доволен своей жизнью на войне! И Кутузов доволен им. «Ваш сын… надежду подаёт быть офицером, из ряду выходящим по своим знаниям, твёрдости и исполнительности», – так писал он «своему старому товарищу, отцу князя Андрея».

Дело в том, что война состоит не только из грохота орудий, сражений и подвигов. В понятие войны входит и всё то, что мы видели: старание генерала выслужиться, и трепет Тимохина перед начальством, и воровство Телянина, и проигрыш Денисова, и мученья Ростова… На войне живут люди – и, пока живы, они продолжают мечтать, каждый о своём, любить и ненавидеть, огорчаться и радоваться по самым незначительным поводам. Здесь, как и в мирной жизни, бывают свои будни – и, может быть, труднее вести себя достойно в будничной жизни войны, чем в сражениях.

Князь Андрей живёт размеренно-спокойной жизнью штаба – но вот она прерывается звуком хлопнувшей двери, быстрыми шагами и быстрым голосом австрийского генерала с перевязанной головой. Это генерал Мак, армия которого разбита французами. Кутузов встречает Мака с неподвижным лицом, – нужно несколько мгновений, чтобы он понял глубину и значение происшедшей трагедии. «Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь». (Курсив мой. – Н. Д.)

Так ведёт себя Кутузов – его почтительность вызвана сочувствием: потерпевший поражение генерал страдает от своего позора, было бы недостойно усиливать его страдания. Но адъютанты Кутузова, Несвицкий и Жерков, настроены иначе. Австрийцев же побили, не наших, – есть чему огорчаться!

Жеркова мы помним на смотре в Браунау: когда Кутузов шёл вместе с полковым командиром по солдатским рядам, Жерков, следуя за ними в свите, передразнивал каждое движение полкового командира – так он забавлялся и смешил товарищей. Позже, при переправе через реку Энс, он с наивным лицом объяснит Несвицкому, зачем понадобилось послать поджигать мост многих людей – вместо двух – и подвергнуть опасности многие жизни:

«– Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам-то кто же Владимира с бантом даст! А так-то – хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить…»

Жерков цинично, вслух говорит то, что другие думают про себя. К тому же он ещё и шутник: везде находит повод развлечься. Вот и сейчас он расталкивает своих друзей, издевательски очищая дорогу для австрийских генералов; поздравляет их с приездом Мака…

В этой сцене я впервые ясно вижу, что князь Андрей сын своего отца.

«– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно, с лёгким дрожанием нижней челюсти, хотите быть шутом, то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моём присутствии, то я вас научу, как вести себя». (Курсив Толстого. – Н. Д.)

В словах князя Андрея по крайней мере три повода для того, чтобы Жерков немедленно вызвал его на дуэль: «шутом», «осмелитесь», «скоморошничать», – даже представить себе невозможно, чтобы кто-нибудь посмел сказать хоть одно из этих слов князю Андрею Болконскому.

Но Жерков и Несвицкий всего лишь удивлены, и Жерков начинает оправдываться:

«– Что ж, я поздравил только…

– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский».

Пронзительный голос и резкий крик – так просыпаются в Андрее недостатки отца: нетерпимость, деспотическая властность. Но за ними встают достоинства старого князя.

«– Ну, что ты, братец! – успокаивая, сказал Несвицкий.

– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы – или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела…»

Он говорит сбивчиво, отсюда эти не очень правильные обороты: «офицеры, которые служим», «дела нет до… дела» Но в его взволнованной речи – то самое отношение к войне, которое заставило Кутузова почтительно пропустить Мака вперёд; и теперь понятно, почему Кутузов видит Андрея «из ряду выходящим» сотрудником своего штаба; теперь понятны слова Толстого: «князь Андрей был одним из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела».

Жеркову и Несвицкому поведение князя Андрея кажется странной выходкой – и, тем не менее, они отступают. «Мальчишкам только можно так забавляться, – прибавил князь Андрей по-русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог ещё слышать его». (Курсив Толстого. – Н. Д.)

Уже не в запальчивости, уже успокоившись, он ещё раз сознательно оскорбляет Жеркова: «Он подождал, не ответит ли что-нибудь корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора».

Казалось бы, Жерков, так любящий веселиться, дразнить всех вокруг, безнаказанно издеваться над русскими и австрийскими генералами, – казалось бы, этот бесшабашный Жерков должен с лёгкостью идти на дуэль и при первом