Я смешался и покраснел, поскольку не привык держать ответ перед столь знатными особами, и был встревожен тем, что меня заподозрили в лености.

— Прошу прощения, милорд, просто я не был уверен, следует ли мне удалиться. Может, здесь от меня потребовалась бы еще какая-то помощь.

— Что ж, теперь ты уверен. Задание ты получил. От меня. Выполняй. — Последнее слово Фоули рявкнул, так что мне показалось, будто я ощутил на своем лице его дыхание. Почтительным кивком — во всяком случае, я надеялся, что выказал ему уважение, — выразив свое согласие, я стремительно развернулся и через дверь для слуг выскочил в коридор.

— Куда пошел? — крикнул он мне в спину.

— В библиотеку, — отозвался я, не сбавляя шаг.

— Почему именно туда, да еще так решительно?

Я остановился как вкопанный и повернулся к нему. Лорд Фоули едва не налетел на меня. Будучи несколькими дюймами выше, чем он, я сконфуженно уставился на макушку его тщательно завитого белого парика.

— Ведь выстрел донесся именно оттуда, — объяснил я.

Не дожидаясь от него дальнейших расспросов или очередного выговора за дерзость, я поспешил к библиотеке и попытался проникнуть внутрь. Медная ручка повернулась в моей ладони, но дверь не поддалась.

— Заперто изнутри, — объявил я, распахивая соседнюю дверь, которая вела в прихожую. Я стремительно шагнул в холл, даже не осознав, что Фоули, шедший следом, по моей вине едва не получил дверью по лбу.

Из холла открывался доступ в четыре главные приемные нижнего этажа и на большую витую лестницу, ведущую наверх. Библиотека располагалась напротив салона, примыкавшего к столовой. За ней находились гостиная и коридор с другими комнатами и кухнями. Я подошел к библиотеке, решительно взялся за ручку и рванул на себя дверь.

На меня обрушился шквал ледяного холода, ноздри обжег характерный запах пороха, но и в двух шагах ничего нельзя было разглядеть. Мои глаза уперлись в стену мрака, казавшегося непроницаемо черным после ослепительного блеска остальных комнат. Как сказала Элизабет, лорд Монтфорт распорядился, чтобы в этот вечер в библиотеке не разводили камин и не зажигали свечи. Я заморгал и остановился в ожидании. Глаза постепенно привыкли к темноте, я различил окна в противоположной стене; на одном, словно обвисшие паруса, колыхались занавеси. Но если и было в этой комнате что-то жуткое, в темноте я ничего не видел. Я отступил в холл, ища свечу. Его помещение озаряли большой медный светильник, настенные канделябры под цвет панельной обшивки и пара подсвечников на пристенном столике. Лорд Фоули, появившийся из коридора, увидел, как я схватил одну свечу, и метнулся к двери за моей спиной. Полный решимости не отставать от меня ни на шаг, он взял второй подсвечник и пошел следом. И так, почти не мучимые дурным предчувствием, держа над головами свечи, мы вдвоем ступили в библиотеку.

Я был настолько поражен, когда обнаружил труп Монтфорта, что даже не задался вопросом, чем могла быть вызвана его смерть. Он полусидел в позе мученика, молящего о спасении, — руки, ладонями вверх, раскинуты в стороны. У его правой руки лежал карманный револьвер, маленький, не более шести дюймов в длину, украшенный орнаментом из виноградных лоз. На рукавах и манжетах сюртука чернели пятна крови, левая ладонь Сжимала маленькую шкатулку размером с гусиное яйцо. Правда, я едва обратил внимание на эту последнюю деталь, поскольку в ту же минуту заметил пиявки, и мое потрясение переросло в тошноту, с которой я не сумел совладать. В результате, лишь вернувшись от окна, я поднес свечу к шкатулке и высвободил ее из пальцев Монтфорта.

Шкатулка имела форму античного храма с колоннами; внутри что-то гремело. Помнится, я, держа вещицу в руках, несмотря на окружавший меня кошмар, невольно любовался ее гладкой поверхностью, изящной резьбой, причудливыми завитками и плотной текстурой древесины. Я восхищался искусной работой, оценить сложность которой по-настоящему был способен только собрат по ремеслу. В мерцающем полумраке я не мог определить породу дерева, но различил его характерную окраску. Не мог я ознакомиться и с содержимым шкатулки, ибо, хоть на коньке крыши и виднелись петли, защелку мне найти не удавалось.

Я все еще вертел шкатулку в руках в поисках отпирающего механизма, когда возле меня присел на корточки Фоули.

— Не может быть, чтобы это произошло из-за меня, — вновь забормотал он. — Я тут ни при чем. — Он повторил это несколько раз, глядя на мертвеца. Потом вдруг, собравшись с мыслями, заметил, что я занят шкатулкой.

— Дай сюда, — вскричал он и выхватил вещицу из моих рук, тем самым лишив меня возможности продолжить ее изучение.

Я выпрямился и потянулся. Голова шла кругом, тело начинала бить безудержная дрожь — от потрясения или просто от холода, теперь уже не помню. Точно знаю одно: я был не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища, но не потому, что оно зачаровало меня. Я высматривал, даже в тот момент, какие-нибудь частности, детали, способствовавшие разгадке этого происшествия.

За годы освоения ремесла краснодеревщика я подавил в себе склонность к разрушению — столь необычное и удручающее пристрастие, — но окончательно от нее не избавился. Просто теперь я разбирал конструкции мысленно. Я воспитал в себе наблюдательность, научился в воображении расчленять любой предмет. Поэтому вполне естественно (во всяком случае, так мне казалось), что тот же метод исследования я применил и в отношении картины, явившейся моему взору в библиотеке. От трупа к окну вилась цепочка нечетких следов, заходивших один за другой. Вокруг них валялись бумаги — листов тридцать, а то и больше. Это были — теперь я заметил — эскизы из знаменитого альбома образцов мебели Чиппендейла, который недавно принес ему громкую славу.

Признаюсь, увидев их здесь, я был глубоко потрясен. Мне было известно, что Чиппендейл очень дорожил своими эскизами и, до того как издал свой альбом, часто показывал их избранным клиентам, дабы сподвигнуть их заказать нечто более грандиозное, чем они намеревались поначалу. Меня вдруг осенило, что именно эти эскизы грозился задержать у себя Монтфорт минувшим днем. Но я никак не мог уразуметь, почему Чиппендейл отдал ему то, что для него самого имело столь высокую ценность.

Я принялся собирать листы — эскизы жирандолей, кушеток, шифоньерок и карточных столиков, — намереваясь сложить их стопкой на столе. Внезапно среди них я обнаружил подшивку чертежей, сделанных рукой моего друга Партриджа. Их присутствие среди эскизов Чиппендейла для меня тоже было загадкой. При мысли о Партридже я остро осознал, сколь далеко я нахожусь от привычного окружения и как необычно мое нынешнее положение. Что подумал бы Партридж, увидев меня здесь с пачкой его эскизов в руках? Я шагнул к столу, положил на него собранные листы и замер на месте от неожиданности. В глубокой тени за креслом, свернувшись клубочком, лежал грозный пес Монтфорта. Явно не ведая о том, какое несчастье постигло его хозяина, он спал крепким сном, так что даже выстрел не разбудил его. Сейчас он казался безобидным, но я все равно был настороже и даже представить боялся, как животное поведет себя, когда, проснувшись, поймет, что его хозяин мертв. Я на цыпочках обошел пса и пошел вдоль следов, тянувшихся от тела Монтфорта. На середине комнаты кровавые отпечатки перестали быть видимыми, но я к этому времени уже предположил, что они, по всей вероятности, ведут к окну, которое ближе других находилось к тому месту, где лежал Монтфорт.