Старинное здание довольно основательно осело в земле и расстояние от опалубки фундамента до нижнего края окон коридора-смычки было не более двух метров. Высокому Иру не составило большого труда вскочить на выступ фундамента и осторожно заглянуть внутрь, при этом оставшись незамеченным.

В сумраке коридора он разглядел две человеческие фигуры, обе — невысокого роста. Мужчины. Один человек стоял и держал в руках обрез старого дробовика, другой сидел на полу. В розоватом пятне месива рядом с ними Ир безошибочно узнал мёртвую пятнашку. Значит, не серые, — подумал он, — но и не смотрящие. Ох, люди! Кроме нашей группы, здесь не должно было никого быть. Ладно… После встречи с ящером эти безголовые смельчаки могут быть на взводе, пальнуть не раздумывая, надо быть осторожным. Если мародёры, тогда не обойтись без драки. Что же, это легко выяснить.

Сначала первый мужчина, а затем второй двинулись куда-то по коридору вправо. Вряд ли они знают, что пятнашки пошли в прорыв, — размышлял Ир, прокрадываясь вдоль стены и ища вход. Придётся, видимо, не взирая на запрет, тащить с собой. Нынче человечество в цене, каждый живой представитель, не попавший под контроль врага, становится редкостью. Даже если он с гнильцой внутри.

Обдумывая, как ненароком не устроить перестрелку с незнакомцами, Ир наткнулся на подвальный лаз с засохшими по краям следами розовой слизи на потрескавшихся кирпичах. Стало ясно, где пятнашка проникла внутрь, миновав заколоченные двери. Или проник? — проскочила мысль в голове Ирбиса, пока он протискивался сквозь узкое отверстие, — Чёрт, мы до сих пор даже не знаем, какого они пола, есть ли он у тварей вообще!

Складка накинул проводок на клемму автомобильного аккумулятора, загорелась лампочка, привязанная тем же проводом к батарее, и в каморке стало довольно светло. Егорыч сел на трубу и заглянул в шуршащий пакет с клеймом почившего продуктового гиганта.

— Та-ак, живём пока. У нас в запасе — «говяжьи» самогреющиеся сосиски и немного свежих «ржаных» хлебцев, всего полгода давности. А! — Старик порылся в пакете и извлёк небольшую металлическую баночку. — Как же я мог забыть! Консервы из лосося! Настоящего! Сейф крепкий был, собака, но я справился.

У Петра так загорелись глаза, что Фёдор сглотнул обильную слюну в предвкушении праздничного завтрака.

— Помню, когда я тянул лямку трудового придатка системы, — предался воспоминаниям Егорыч, — до начала девяностых, две банки лосося частенько в наборах выдавали, и ещё какую-нибудь гречку в нагрузку. А потом бесконечные кризисы, развал, перемена питания, будь она неладна… лет десять всего прошло… А рыбу-то к тому времени уже почти всю и выловили, из неё БКС хорошо пошла, почти как из нефти. И с тех пор мог позволить себе маленькую баночку горбуши только по очень большим праздникам. Хорошо этим грибкам — сиди себе, красную рыбу жри в три горла.

Фёдор вздохнул, вальяжно раскинувшись на трубах.

— Да, прип-поминаю те наборы. Зато теперь рыбы, наверное, лови — н-не хочу, только некому. Отъелась, поди, мерзавка нетронутая… Вот ведь в чём ирония… ф-фатума.

Морщинистого старичка, после нешуточного стресса изрядно принявшего элитного бренди, ощутимо развезло и потянуло на мысли о вечном.

Разложив на едва тёплой трубе все припасы и поставив в самый центр сервировки вскрытую банку с вожделенной розовеющей рыбой, пожилые бичи принялись поглощать награбленное в Ромовском марке.

— Щас поедим, — сказал с набитым ртом сморчок Фёдор, — потом надо бы ещё за жратвой сбегать. Хорошее тут место. Только вот найти, где розовые просачиваются. А то… бр-р-р!!!

Он передёрнулся от свежих воспоминаний и снова приложился к пузырю с красивой наклейкой.

— Э-э! — Пётр отобрал у приятеля бутылку и посмотрел сквозь неё на просвет окна. Бренди осталось на четыре пальца от донышка. — Ну ты и жрать. Стресс у него, видите ли. Кто же телесные встряски благородным напитком заливает? Бренди служит для смягчения душевных травм, переживаний, а то и просто — для придания вкуса унылой жизни.

Он строго глянул на провинившегося.

— Будем в марке — поищи, что ли, водки…

Федя без признаков зазрения совести блаженно откинулся на трубы и погладил живот.

— Водка везде синтетик, если и осталась. У меня после неё потом изжога жуткая. Дорогую натуральную всю растащили. Странный народ пошёл — еду надо искать, а они первым делом водку хватают.

Уютный закуток огласило громогласное икание.

— Бон аппети, — сказал Егорыч и отвернулся, пробурчав: — послал Бог напарничка.

— Хорошо! — беспечно сказал Складка. — А после сытного обеда, по закону Архимеда, полагается что?

— Принять ванну?

— Точно. А ещё поспать.

Старая, крашеная белой краской, деревянная дверь тихонько заскрипела, медленно открываясь.

— Спокойно! Не дёргайтесь, — сказал кто-то из-за двери. — Свои.

Пётр потянулся было к обрезу, но на полпути замер. Фёдор успел только снова испуганно икнуть.

— Свои все дома, — сказал Пётр, потом добавил сурово: — Кто?

Порог переступил высокий юноша, коротко стриженный шатен, в потёртой, но ещё вполне приличной, тёмно-зелёной куртке из прочнейшего синтека и таких же сверхпрочных чёрных штанах, которые носили монтажники высоток. На ногах у него были порядком сбитые, но ещё крепкие армейские ботинки, на поясе — лебедка и какие-то незнакомые приборы и инструменты. В мирно опущенной руке молодой человек держал странный предмет продолговатой формы, отдалённо напоминавший пистолет с очень выпуклой дульной частью. Приглядевшись, Егорыч узнал «ПП» — оружие смотрящих. У бича отлегло от сердца — могло быть и гораздо хуже, например, упырь из банды мародёров. Такие не знали пощады.

Смотрящий бегло осмотрелся и усмехнулся.

— А вы тут хорошо устроились, я посмотрю.

Фёдор благоразумно молчал, слегка покачиваясь и переводя мутный взгляд с напарника на непрошеного гостя и обратно. Пётр снизу вверх, исподлобья, не отрываясь, смотрел на пришельца.

— Да, неплохо, — после небольшой паузы произнёс он. — С чем пожаловали?

— Меня зовут Ирбис, — парень боком присел на трубу. — Наша группа патрулирует Ромов. Патрулировала…

Он помрачнел, судя по всему, вспомнив что-то неприятное. Пётр терпеливо ждал, он многое повидал как за время этой странной войны, так и до неё. Всё рано или поздно проясняется. Лучше, конечно, если рано, — подумалось старику, глядевшему на молодого парня, наверное, неплохого, раз уж из смотрящих. Егорыч слышал краем уха, что не все из тех, кто мог стать бойцом на передовой, спешили оказаться в их рядах. Дело это требовало большой самоотдачи и ещё любви к людям, что-ли. Старик усмехнулся этой неожиданной и странной мысли. Любовь… редкое качество теперь. А вместе со стремительным исчезновением человеческого рода так и вовсе — феномен.

— Зря смеёшься, дед, — Ир неправильно понял его усмешку. — Ромов в полной заднице. Час назад начался прорыв.