Общее направление политики теперь определяло семейство Долгоруких. Чтобы подчеркнуть возврат к допетровским ценностям, двор переехал в Москву. Из Верховного тайного совета мало-помалу были изгнаны сторонники Петра Великого и даже Екатерины I; удержаться на прежних местах смогли только канцлер Головкин и вице-канцлер Остерман. Два с половиной года царствование Петра Алексеевича было отмечено также влиянием вездесущей Евдокии Лопухине)! г. Бабушка юного царя и разведенная жена Петра I ревностно бдил а за соблюдением традиций. Проведя тридцать лет в монастыре, она осуждала всякую жизнь, выходящую за пределы, предписанные православием. Елизавета, некогда столь верная пособница покойного монарха, тотчас навлекла на себя недоверие достопочтенной старой дамы. Однако Петр, поначалу оказав бабушке все почести, подобающие ее рангу, вскоре совсем забыл о ней; он продолжал предаваться праздным забавам, то охотясь, то танцуя в компании своей молоденькой тетушки. Зачастую никто не знал, где государь провел ночь.

Остерман взял на себя заботу о его образовании — это была крайне неблагодарная задача, поскольку Петр II не проявлял ни малейшего расположения к работе. Двенадцатилетний, но в высшей степени скороспелый подросток, он испытывал сильное физическое влечение к Елизавете, которая была на шесть лет его старше. Махнув рукой на государственные дела, он предпочитал забавляться в компании с пей, а она его в этом поощряла. Она умела смешить его до слез, передразнивая придворных сановников, не щадя никого, ни прошлых, ни нынешних его фаворитов. Ее гримасы, шарады и нескромные жесты необычайно веселили царственного юнца: он был в восторге, понятия не имея о том, какие интриги плетутся вокруг его трона. Такое влияние Елизаветы беспокоило придворных из числа родовитой знати; кто ни попадя рассуждал о любовной связи, о которой даже «говорить неприлично». В юморе и харизме дочери Петра усматривали признаки величайшего ума, предполагая, что за всем этим прячется холодный честолюбивый расчет. Некоторые полагали, что она, презрев церковные запреты, выйдет за Петра II замуж; другим здесь виделось далеко идущее намерение возвратить себе права, оговоренные в завещании Екатерины. Казалось, брак с иностранцем и связанная с этим вынужденная смена конфессии — единственное средство удалить ее от трона, положив конец предполагаемым интригам, которыми она якобы опутала царя. Но ни один претендент не мог снискать благосклонности хорошенькой царевны. Снова ко двору пригласили Морица Саксонского; Меншиков уже предусмотрительно готовил ее союз с маркграфом фон Бранденбург-Шведтом или с Карлом Августом Голштейнским, братом ее былого жениха. В этом последнем случае православные каноны оказались бы нарушены, принимая во внимание родственные узы, связывающие германского герцога и русскую царевну. Долгорукие, разумеется, предложили ей в мужья одного из своих — фаворита царя Ивана. Елизавета презирала этого молодого человека, чьи женственные ухватки она так ловко передразнивала. Она заявила, что не желает сейчас вступать в супружество: при любом предложении брака с иностранцем на первый план в качестве отговорок снова и снова выдвигались ее вера, почтение к традициям и траур, который она носит. Дочка Петра обожала и лелеяла свою свободу. Вскоре на свет божий выплыл ее роман с Александром Бутурлиным. Юный монарх возревновал. Долгорукие подливали масла в огонь, придя в восторг от того, что наконец-то у них появилось оружие против Елизаветы, которую они обвиняли во фривольности и легкомыслии. Петр, хоть и был помолвлен с Екатериной Долгорукой, решил отправить своего соперника в ссылку на Украину. Тогда его опустевшее место в сердце царевны заняли двоюродные братья Нарышкины, Семен Кириллович и Александр Львович; царя особенно бесило, что второй был отменно красив. Он отослал Семена в Париж под вымышленным именем Тенкин, а Александра в деревню. Впавшая в немилость Елизавета ретировалась в Александровскую слободу, имение неподалеку от Москвы. Ее образ жизни от этого не так уж изменился: она проводила свои дни, охотясь на зайцев, куропаток или фазанов, а потом пела и танцевала в обществе деревенской молодежи. Как в дни своего детства, она здесь жила бок о бок с народом, с простыми людьми, к которым питала глубокую симпатию. Легко утешившись в отсутствии своих первых официальных любовников, она избрала себе в спутники Семена Нарышкина, которого тотчас отослали в армию. На смену ему пришел гвардейский сержант Алексей Шубин, и чувства царевны были утолены. А ее лучшая подруга Мавра Егоровна Шепелева обеспечивала ее связь с двором, поддерживая последние еще сохранившиеся контакты. Их переписка дает представление о том, какие заботы в основном волновали обеих молодых женщин: «Всемилостивейшая государыня цесаревна, матушка моя! Как же хорош собою принц Орьдов! По правде сказать, когда мы с ним встретились, я и не думала, что он может быть так красив; высок, как Бутурлин, и столь же строен. Глаза у него светлые, как ваши, и огромные, ресницы черные, а брови темно-каштановые, на щеках всегда легкий румянец играет, зубы белые и прямые, губы алые, а речью и смехом он ни дать ни взять покойный Бизов». Враги Елизаветы сумели использовать ее прискорбную репутацию: ее красоты никто не оспаривал, но отныне, удаленная от двора, царевна, чьей интуиции и находчивости прежде так боялись, превратилась в милую дурочку, у которой на уме одни лишь плотские утехи.

В том же 1728 году Елизавета совершила ложный шаг, притом значительный: пренебрегла исполнением самого элементарного долга, которое могло бы оставить добрую память в сердцах ее сторонников. В феврале ее сестра Лнна скоропостижно скончалась, произведя на свет мальчика, крещенного в лоне лютеранской веры: ему дали имя Карл Петр Ульрих. Начиная с лета 1727 года Анна жила в Киле, томясь от скуки подле мужа, равнодушного и грубого пьяницы; ее письма к сестре переполнены слезными жалобами. Согласно последней воле усопшей, ее должны были похоронить рядом с родителями в Санкт-Петербурге, в Петропавловской крепости. Тело доставили в Кронштадт осенью, но Елизавета была увлечена охотой и не отдала сестре последних почестей. Что это — эгоизм, безразличие, страх перед горем? Несомненно, царевна предпочитала предаваться праздным удовольствиям, но это более или менее подсознательное отталкивание от болезни и смерти определило то странное поведение, которым она навлекала на себя осуждение даже самых верных сторонников Петра Великого. Став императрицей, она запретила похоронным процессиям проходить мимо ее дворцов. Когда объявлялся траур, она не покидала своих гостиных и отказывалась принимать посетителей, одетых в черное. Не это ли обрекло ее на долгое «блуждание по пустыне»?

* * *

Помолвку Петра и Екатерины Долгорукой отпраздновали 30 ноября 1729 года в Москве. Молодая супруга получила право именоваться «императорским величеством», и Елизавете пришлось поцеловать ей руку на этом празднестве. Величайшее унижение для царевны, дочери императора! Но она умела сохранять хорошую мину при плохой игре. А несколько дней спустя Петр простудился, принимая военный парад. Кое-кто увидел в этом лишь повод отсрочить его свадьбу, назначенную на 30 января 1730 года; однако состояние больного ухудшалось день ото дня. Врачи определили оспу. Молодой человек скончался 19 января 1730 года. С ним угасла мужская линия династии Романовых.

О том, кто станет преемником Петра II, ходили самые дикие слухи. Долгоруким уже виделось, что на российский престол взойдет их родственница Екатерина. Она, конечно, была помолвлена с покойным царем, однако ни свадьбы не было, ни коронации. Вскоре разнеслась весть, что она родила, но отец ребенка неизвестен, это исключало молодую женщину из числа претендентов на трон, так прельщавший се семейство. Снова вышло так, что русский монарх не успел объявить свою последнюю волю, стало быть, пришлось вернуться к завещанию Екатерины I, даром что оно вызывало столько сомнений. Согласно этому тексту, Елизавета теперь была призвана обеспечивать регентство вплоть до совершеннолетия Петра Голштейнского, сына Анны, которому было в ту пору около двух лет. Тут сановники и государевы любимчики петровской поры разделились: одни стояли за Петра, коль скоро тот был внуком их кумира, другие за Елизавету, поскольку мальчик воспитывался в протестантской вере, а его мать, выходя замуж, отказалась от прав на престолонаследие. Между дипломатическими миссиями тоже завязалось соперничество. Граф Вратислав, австрийский посол в России, задумал выдвинуться на первый план и вложил свою лепту в возведение на царство Петра Голштейнского, поручив опекунство его тетке; с этой целью он направо и налево раздавал субсидии и подношения. Его соперники — датчане и британцы — действовали так же, но с противоположными намерениями: они стремились помешать Петру завладеть российской короной. Совет, изнемогши под грузом всех этих интриг, решил избавиться от обременительной царевны: Елизавета была объявлена незаконной дочерью, рожденной вне брака. Она дорогой ценой расплатилась за свою беспечность: ее неосмотрительное поведение, «постыдные шашни с мужчиной низкого звания» стоили ей «чести и короны». Ее права на трон Романовых, равно как и права ее племянника, были аннулированы особой декларацией, объявившей род Петра I «угасшим». В действительности сановники страшились гнева царевны, темперамент которой не умерялся с годами. Став регентшей, она бы, чего доброго, отомстила за тяготы и унижения, перенесенные по вине Долгоруких. Посадить на трон маленького Петра Голштейнского значило бы возвратить ко двору Карла Фридриха со всем его германским кланом. Вопрос об этом встал снова, однако при подобном решении России угрожала война с Данией и Англией.