– Ты з-зачем здесь? – заикаясь, спросил он.

Заходить девчонкам в мальчишечьи квартиры, во всяком случае у них во дворе, считалось неприличным. Увидят ребята – стыда не оберешься.

– Мы теперь живем на Расстанной, за садом. Наш дом разбомбили, когда мы с мамой ездили рыть траншеи. Я сказала маме, что пойду к тебе. Раньше она бы не пустила, а сейчас спокойно согласилась. Ну, а ты как? Вас не бомбили?

Пока Эльза говорила, Виктор внимательно рассматривал ее. Что-то в ней изменилось, угасло. В глазах не было прежних «чертиков», немного осунулось и побледнело лицо, и нет прежней, так нравившейся ему улыбки, при которой на щеках появлялись маленькие веселые ямочки. Одета Эльза была простовато, не как раньше, когда ходила в школу, едва ли не каждую неделю меняя кофточки и платья.

По Витиным понятиям, Эльза была из сверхобеспеченной семьи. Ее баловали, возможно, потому, что она была единственным ребенком, а возможно, и потому, что с рождения страдала обмороками при сильном возбуждении.

В этом году на Первое мая, словно в предчувствии того, что это последний мирный праздник, Эльза была так нарядно одета, что, стоя рядом с ней, Виктор застеснялся, подумав: «Принцесса и нищий…»

– Как ты? – еще раз спросила Эльза, видя, что мысли друга где-то далеко.

– Да мы ничего, часто дежурим на крыше по тревоге, а сейчас идем оформляться в пожарный отряд. Понимаешь, у меня есть каска, противогаз, ну там прочие принадлежности, а у ребят нет. А если мы будем организованы в отряд, обязаны всем это дать.

– Я с вами, – как всегда, твердо сказала Эльза.

В ее интонации Витька узнал прежнюю Эльзу Пожарову и решил, что спорить бесполезно: она все равно пойдет.

– Да я-то что, как ребята посмотрят, – попытался возразить Витька, – у нас одни мальчишки.

– Ну и пусть. Будет одна девчонка. Пригожусь.

Странно, но, когда они подошли к ребятам, как всегда собравшимся около прачечной, и Витька сказал: «Вот Эльза. Она теперь живет на нашей улице, хочет с нами» – Валерка без шуток и ехидства спросил:

– Писать ее в список?

– Пиши, – вместо Витьки ответила Эльза.

Решено было, что пойдут в штаб не все, а четверо: актив отряда и Эльза.

Районный штаб МПВО помещался далеко, на Международном проспекте.

– Как ты поедешь? – спросил Витька Эльзу. – У нас денег на трамвай нет.

– Как и вы, на «колбасе» или на подножке.

– Нет, девчонке неприлично. Да мы и не поместимся все. Ладно, поедем на грузовых платформах.

В райсовете ребята быстро отыскали комнату с табличкой: «Штаб МПВО». Они приоткрыли дверь и по одному протиснулись в комнату. На них никто не обратил внимания.

За столом трое мужчин говорили о бригадах по ремонту разрушенного водопровода. Но вот открылась дверь, и вошедший спросил:

– Гранович, что же ты не принимаешь посетителей? – и, обойдя ребят, пошел к столу.

Тот, кого назвали Грановичем, глянул на ребят:

– Вы от какой школы, ребята?

– Мы сами, – ответил Витька, – хотим создать отряд МПВО по борьбе с «зажигалками», диверсантами и пожарами, а потом, может, и на баррикадах будем воевать.

– Та-ак, – посерьезнел Гранович, – а откуда вы?

– С Воронежской.

– Ого! У вас там все такие, Павел? – обратился Гранович к сидящему рядом мужчине.

– Э, да ты, никак, сын тети Шуры из девяносто девятой школы? – спросил Павел Витьку. – Я же тебя часто там видел.

– Да! – с гордостью, что его знают даже здесь, ответил Витька.

Он окинул взглядом свою компанию, мысленно отделяясь от них, чувствуя себя как бы по ту сторону стола, своим человеком среди этих важных мужчин.

– А сколько вам лет? – Гранович в упор глянул на Эльзу, наверное, потому, что она выглядела со своими бантиками совсем ребенком.

– По двенадцать, – твердо, не смущаясь ответила девочка.

Виктор тотчас смекнул, что для такого серьезного дела по двенадцати маловато. Даже в только что опубликованном постановлении о всеобщем военном обязательном обучении возраст указан – шестнадцать лет.

Витька решил принести Эльзу в жертву, чтобы спасти положение:

– Это ей двенадцать, а нам больше… – кивнул он в сторону ребят.

– Не ври! – громко перебила его девочка.

– Шла бы ты отсюда! Увязалась еще… – со злостью глянул на нее скомпрометированный сын тети Шуры. Теперь из-за этой занозы земля уходила из-под ног.

– Ну, ну, к чему счеты! – Грановича явно забавляла эта сцена. – Как твоя фамилия? – спросил он Эльзу.

– Пожарова.

– Красивая фамилия, пламенная. А ваши? – обратился он к молчавшим ребятам.

– Моя – Угольков Борька, то есть Борис.

– А я – Спичкин Валерий.

Гранович прыснул от смеха:

– Да вы что, сговорились?! Поступают в отряд по борьбе с пожарами, а фамилии, как на подбор, одни огнеопасные: Пожарова, Угольков, Спичкин. Не хватало еще, чтобы ты, командир, оказался Огнев или Дымов.

Теперь хохотали все взрослые. Даже ребята, кроме Витьки, улыбались. А он мрачнел, чувствуя провал дела.

– Так как же твоя фамилия, командир? – сквозь смех стал допытываться Гранович.

– Никак! – зло отрезал Витька.

Гранович понял, что мальчик обиделся, и перестал смеяться.

– Вот что, ребята, в войска МПВО мы вас включить не имеем права, сами понимаете: возраст детский, и…

– Мы не дети, у нас карточки иждивенческие, – перебил Витька.

– Ну это, брат, условность, может быть и не совсем правильная. А помогать вы можете, например, следить за порядком в бомбоубежищах, помогать престарелым…

– Это все было в мирное время: тимуровцы, помощь старичкам и все прочее, – снова перебил Виктор.

– А война старичков не отменяет, и тимуровцы тоже нужны. А вообще договоримся так: я выясню у начальства и окончательно дам ответ, ну, через два-три дня. Договорились? А сейчас, извините, куча неотложных дел.

По коридору и до самого выхода шли молча.

– А что, Витька, может, и разрешат, – нарушила молчание Эльза, – все-таки война, блокада.

– А ты бы помолчала! – сорвался Виктор. – Косички, бантики, двенадцать лет… Детский сад! Еще бы куклу взяла. И фамилии подобрали: Пожарова, Угольков, Головешкин, – со злом начал фантазировать он. – Если и разрешат, то, пока не перемените фамилии, я вас в отряд не возьму.

– Какой же ты хам! – вспылила Эльза. – Правду мама говорила, не хватает у тебя воспитанности…

– Ну и катись под крылышко к своей мамочке! Подумаешь, какая воспитанная…