— Неутешительная статистика насчет смертельных случаев среди людей преклонного возраста, — вскользь заметила Гертруда, как будто к ней это не имело никакого отношения.

Подведя губы бежевой помадой, она слегка облизала их и продолжила:

— Но не думаю, что это может быть серьезной причиной для беспокойства. В кабинете у шефа температура, как в Гренландии.

— У него и без жары хватает болезней, чтобы висеть на волоске, — размешивая сахар в горячем эспрессо, сказал Бонези.

— А что эта стюардесса, она красивая? — спросила Гертруда, просматривая график работы всего персонала главного офиса медиаимперии, в который по ее требованию включили даже приглашенных со стороны специалистов.

— Вы же знаете, что в наше время красивые девушки, как правило, работают в молодости над тем, чтобы такие мысли у них уже никогда в будущем не возникали, — улыбнувшись, ответил Бонези.

— Надо же, как быстро меняются нравы, если даже среди стюардесс красавиц не осталось, — сказала Гертруда, поправив модные очки в фиолетовой оправе с вытянутыми узкими линзами, проводя длинным лакированным ногтем по списку.

«А эта бабуля еще молодым фору даст», — подумал Стефано.

— Хм. Панрони, Патусси, Пьеджо — нет, его здесь нет. К сожалению, но Петалли я не нахожу в сегодняшней распечатке.

— Он подменяет сегодня Массимо из городского кардиоцентра, который дежурил за него позавчера.

— Я же просила вас сотню раз предупреждать меня обо всех ваших договоренностях или, на худой конец, докладывать об этом управляющему офисом. Складывается такое впечатление, что вы живете своей отдельной жизнью, и мы вам должны низко кланяться только за то, что вы вообще удостаиваете нас своим присутствием. Когда-нибудь случится так, что во время очередного приступа никого из вас не окажется на месте из-за постоянной неразберихи, творящейся в ваших головах, и тогда о врачебной практике в Италии вам всем придется на долгое время забыть, а может быть, и вообще забыть, — смерила секретарь строгим взглядом молодого врача, который сразу поперхнулся горячим кофе и закашлялся.

Телефонный звонок спас его от нарастающего гнева «медузы Гертруды», как медперсонал в шутку называл ее между собой. Прихватив с собой чашку с недопитым кофе, Стефано поспешил удалиться от греха подальше в реанимационную палату, нафаршированную новейшим оборудованием, находящуюся прямо за спиной секретаря. В экстренных ситуациях, когда у Гертруды тряслись от волнения и страха руки за жизнь шефа, она просто стучала в стенку из гипсокартона кулаком и громко звала врачей командным голосом надзирателя концлагеря. Она родилась после войны от непродолжительного романа молодой немки с американским летчиком, который доставлял по воздуху продовольствие в Западный Берлин во время его блокады советскими войсками, поэтому слово «дисциплина» было ей хорошо знакомо с детских лет.

Именно это качество и ценил в ней Джино больше всего, особенно в последние годы, когда стало ясно, что болезнь не отступит, и кто-то должен находиться у «пульта управления» медиаимперией, будучи «при памяти».

В просторном кабинете Джино Белуджи, оборудованном по последнему слову техники, было тихо, уютно и достаточно холодно. Холодно настолько, что любой нормальный человек, не разогреваемый, как Джино, изнутри наркотическими и психотропными препаратами, просто получил бы воспаление легких уже через час-другой пребывания в таком микроклимате, где температура воздуха никогда выше 14 градусов по Цельсию не поднималась. Кондиционеры работали бесшумно, а преданная и проверенная многими годами работы Гертруда, как обычно, отсекала все звонки, чтобы не беспокоить попусту и лишний раз не раздражать любимого шефа.

Только ранние утренние часы и были наполнены для медиамагната жалким подобием умиротворяющего покоя, когда постоянно ноющая предательская боль, которая превращалась ближе к полудню в свирепого хищника, лязгающего клыками, немного ослабляла свою жесткую хватку, предоставляя ему короткую передышку.

Стрелки классического «Ролекса», выполненного по индивидуальному заказу, как и все вещи, окружавшие Джино, перевалили за девять часов утра. С внутренним содроганием он ожидал каждого нового приступа дикой головной боли, которая следовала за частыми вспышками, гадая, выдержит ли он без помощи врачей в этот раз или нет. Рассматривая с высоты птичьего полета нарастающий темп жизни города, Белуджи уже чувствовал его приближение. Так же, как и уличная суета за окном, боль постепенно разрасталась, превращаясь в пылающий огненный шар, который, казалось, вот-вот выжжет дотла его измученный саркомой мозг.

67-летний медиамагнат тратил семизначные суммы, желая излечиться от прогрессирующей раковой опухоли, с которой жил уже долгих пять лет, что само по себе уже было удивительным. Самым известным светилам онкологии едва удалось замедлить дальнейшее разрастание опухоли при помощи примитивных нанотехнологий, находящихся еще на экспериментальной стадии. Сам по себе метод лечения был довольно простым, но благодаря нему Джино еще не превратился в «овощ» в инвалидной коляске. Принцип его действия заключался в точной доставке препарата, убивающего раковые клетки, непосредственно к очагу воспалительных процессов, за счет чего не уничтожались здоровые.

Бредовые идеи народных целителей, базирующиеся на том, что полная голодовка, ледяные ванны и затяжные прыжки с парашютом с высоты в девять километров заставят организм сожрать опухоль самостоятельно, оказались не действенными в его случае. Также не принесли ощутимых результатов ни инъекции стволовых клеток, ни всевозможные виды облучения в камере линейного ускорителя. Современная наука лишь только нащупывала препараты, которые могли реально помочь, и при этом успех никто не гарантировал, а побочные эффекты были вполне нормальным явлением. В итоге хаотичные попытки зацепиться за жизнь любой ценой привели к драматичному сценарию. Относительно быстрая смерть в течение пяти-шести месяцев переросла в жуткую и продолжительную агонию, растянувшуюся на долгих пять лет. Джино медленно и незаметно для окружающих угасал с каждым днем. Тем не менее он продолжал бороться. Время от времени из разных уголков планеты ему высылали лечебные травы и коренья, листья и цветки из амазонских джунглей. Обезболивающий эффект от них был мощным, но кратковременным, и затем приступы с удвоенной силой набрасывались на медиамагната, отправляя его в длительный нокдаун.

Даже тибетский монах, хорошо известный своими способностями исцелять тяжелобольных при помощи глубокой медитации, заставляя пациентов распевать мелодичные молитвы, после нескольких сеансов с очень непростым пациентом лишь беспомощно развел руками. Поправляя на переносице очки, он все время нес какую-то чушь о том, что вся человеческая жизнь есть не что иное, как сменяющая друг друга череда постоянных страданий. Когда Джино надоели уроки тибетского вокала, он не выдержал и запустил в монаха тяжелой золотой пепельницей. На этом его знакомство с чудесами таинственной тибетской медицины закончилось раз и навсегда.

Отвернувшись от широкого окна, Белуджи заученным движением нажал на скрытую в столе кнопку. После звукового сигнала, подтверждающего готовность электронного механизма принять код, он набрал шесть цифр на панели ретро-телефона в стиле восьмидесятых, и как только снизу раздался сухой щелчок, ласкающий слух, в его глазах загорелся огонек детской радости и азарта.