Да, так вот во время такой моей прогулки беда и случилась. Помню, держал я уже возвратный курс; шел берегом по-над речкой. Прошатавшись изрядно, я приустал и, увидав у воды корягу, решил присесть на нее отдохнуть и перекурить. Однако коряга оказалась мокрая и грязная, поэтому садиться я не стал. Но закурил. И в этот момент словно услышал внутренний голос. Или не голос, а просто почувствовал побуждение. «Посмотри, – сказало побуждение, – что это там на дне?» Такое бывает со мной нередко: «Посмотри туда-то… Сделай то-то…» – слышу я внутри себя и всякий раз безотчетно повинуюсь. Так и тогда: я склонился над водой, чтобы что-то разглядеть, якобы интересное, на дне, а в это время из моего нагрудного кармана выскользнул мобильник и булькнул в речку. Как это опять-таки нередко со мной бывает, побуждение или голос меня обманули – на дне не оказалось ничего интересного, теперь, конечно, кроме моего мобильника. Выуживать телефон из речки не имело смысла, я и не стал этого делать.

С тех пор Тамара мне не звонила. То есть звонила, наверное, но не могла дозвониться, потому что свой мобильник я утопил. Но она и не приезжала.

Близилась осень. Прохладнее становились ночи, да и дни тоже. Чаще и продолжительней становились дождики. Когда небо хмурилось, я задраивал окошко слева от монитора, выходящее в сад. Дождь барабанил о жестяной подоконник; я барабанил пальцами по клавиатуре; слова капали в текст и текли горизонтально струйками строчек. Я по-прежнему посвящал лучшие часы дня возлюбленной своей прозе. Ничто не отвлекало меня, и только приглушенный благовест васьковской церквушки отмерял мое время. Но однажды мои занятия были прерваны неожиданным стуком в дверь. Надев штаны, я пошел открывать. На крыльце стоял сосед Вячеслав.

– Здорово!

– Здорово!

В тоне его приветствия мне послышался вызов.

– В дом-то пустишь или как?

– Заходи… Ты, собственно, по какому случаю?

– Ни по какому. Ленка дома не ночевала.

– А я тут при чем? У меня ее нет.

– Вижу… – пробурчал Вячеслав хмуро. – А почему у тебя штаны расстегнуты?

– Гостей, понимаешь, не ждал… Озадаченый не столько самим визитом, сколько его ранним временем, я поинтересовался у Вячеслава, почему он не на работе. Оказалось, что день был субботний.

– Совсем ты, сосед, опустился, – строго заметил Вячеслав. – Даже Миха субботу от пятницы отличает. Надо тебя взбодрить.

Разумеется, под ремнем у Вячеслава была бутылка. Мы сели с ним выпивать у меня на кухоньке. Мне показалось, что, успокоившись на мой счет, сосед забыл и про свою Ленку, потому что разговор у нас пошел на отвлеченные темы. Но после третьей или четвертой рюмки мысль Вячеслава неожиданно вернулась – не к Ленке, но к моей персоне.

– Вот не пойму я, сосед, почему ты все лето в отпуску. Может, по вредности? Колись, где такую дают. А то я железо гну, а гуляю две недели в год.

Пришлось мне «колоться». Я поведал Вячеславу, что я литератор, типа писатель, и что хотя сижу на даче, но все время при деле. А чтобы он мне не завидовал, я, как водится, соврал ему, что гнуть слово не легче, чем железо. Вячеслав мне, естественно, не поверил.

– Ладно, проехали, – сказал он. – Обходишься без работы, и молодец. Но как ты обходишься без бабы – вот вопрос. Что-то я твою супружницу давно не видел.

Я уже открыл было рот, чтобы что-то ему ответить, – не помню сейчас, что именно, но это не важно, потому что ответ мой прозвучать не успел.

– О ком это тут речь? – раздался в дверях знакомый голос.

Эта была Тамара.

– Легка на помине… – пробормотал Вячеслав, смутившись. – Ладно, мне пора.

Он засобирался и через минуту исчез, прихватив с собой недопитую бутылку. Ошеломленный Томиным внезапным появлением, я замер, не решаясь подойти и обнять ее. Я ждал немедленного разноса за свое раннее пьянство, за бардак на кухне, да мало ли еще за что… Но странное дело – Тома выглядела почти такой же смущенной, как сбежавший Вячеслав.

– Знаешь, – сказала она тихо, – я тоже хочу с тобой выпить.

Я ушам своим не поверил.

– Но он… Вячеслав унес водку.

– Это не страшно, – улыбнулась Тома застенчиво. – У меня есть кое-что получше.

И она достала из сумки бутылку коньяка.

Теперь я был не просто ошеломлен, но ошарашен. Приводя в порядок обеденный стол, я пытался сообразить, чему приписать Томину небывалую душевность. Если она приехала праздновать покупку новой квартиры, то где фанфары? Почему она не выглядит победительницей? Грудь мою уже теснило тревожным предчувствием, но я не спешил с расспросами, полагая, что лучше будет, если дело разъяснится за рюмкой.

Наконец все было готово. Мы сели за стол. Тамара собственноручно открыла коньяк и налила нам обоим.

– Поехали! – заметно волнуясь, она подняла свою рюмку.

– Куда поехали? – уточнил я осторожно. – За что мы пьем, дорогая?

– Сейчас узнаешь…

Она залпом осушила рюмку и закусила яблоком. Я сделал то же самое.

– Ну, рассказывай.

Тома опять засмущалась, но постаралась себя преодолеть:

– Рассказываю… В общем, у меня, как говорится, две новости – хорошая и плохая. То есть плохая для тебя… а может, и не плохая, я не знаю, я ничего не знаю. Давай еще выпьем.

Мы выпили еще, но, кажется, Томе это мало помогло. Тем не менее она продолжила:

– Новость первая: квартиру мы нашу не продаем. Ты рад?

Сбитый с толку, я лишь пожал плечами.

– И новость вторая: я в ней больше не живу.

– Вот это интересно… – пробормотал я. – Можно подробнее?

Тамаре понадобилось опять выпить. Мне тоже.

– Понимаешь, – сказала она, восстановив дыхание, – мы познакомились в этом риелторском агентстве – он тоже квартиру покупал. Мы и подумали – зачем нам две?

– Вам? – мертвея, переспросил я.

– Нам, – прошептала она, и в глазах ее показались слезы.

Я встал. Я был страшен.

– Я тебе звонила! – закричала Тамара. – Я звонила, звонила!.. Почему ты был недоступен?

Уронив табурет, я вышел из кухни. Через минуту вернулся. Тома, рыдая, грызла яблоко. Не говоря ни слова, я сгреб со стола сигареты, рванул с гвоздя свой зонтик и выбежал из дому прочь.

Я шагал и шагал. Шагал, куда глядели глаза, а они глядели не видя. Вот и дождь начался, а я все шагал. Вдруг откуда-то донесся детский голосок:

– Дяденька!.. Дяденька!..

Но и уши мои слышали не слыша. Не сразу я понял, что голосок обращен ко мне, а когда понял, то машинально вскинул руку с часами:

– Два часа пятнадцать минут, девочка.

Сказав это, я осознал, что передо мной действительно стоит мокрая девочка, а в руках у нее какой-то сверток.