На этом завершил свою речь Апий Пульхр, а я поспешил проститься с ним, сославшись на то, что у меня назначена встреча на другом краю города. Но он словно и не услышал моих слов, одурманенный мечтами о своих грядущих богатствах.

Выйдя из Храма, я обнаружил, что вокруг произошли разительные перемены. Как обычно и бывает в местах с жарким климатом, пустынные днем улицы оживают, едва только солнце спрячет свои безжалостные лучи. Весь город словно бы превратился в один шумный рынок, и даже среди мощных колонн, что поддерживают великолепный портик Храма, менялы расставили свои столы. Я увидел неспешные бычьи повозки, ослов, груженных огромными мешками, и апатичных верблюдов, а также мужчин и женщин всех возрастов и сословий, которые сновали туда и сюда, неся на плечах мешки с мукой, бурдюки с маслом и кувшины с молоком. Кто-то тащил трепещущую курицу со связанными ногами, кто-то — только что убитого кролика, или серебристую рыбину на бечевке, или тростниковую корзину с одеждой, недавно выстиранной в чистом ручье. Проходя мимо дома, в дверях которого на лавке сидела женщина с прялкой, я разглядел через открытое окно целую семью, расположившуюся вокруг накрытого стола, где были щедро расставлены суп и тушеное мясо, жареная птица, местное пенистое вино и великолепные сладости из миндаля и меда. В харчевне несколько пастушков пели под звуки свирелей и тимпанов, а какой-то мужчина, укрывшись в портике и присев на корточки, справлял нужду.

По причине слабости и усталости все чувства мои пришли в возбуждение от созерцания происходящего вокруг и картин домашней жизни, и я ощутил непонятную и жгучую тоску, с которой попытался справиться, найдя прибежище на тихой маленькой площади. Нежный ветер доносил до меня аромат жасмина из садов, спрятавшихся за белыми оградами. Чтобы прийти в себя и собраться с силами, я сел на каменную скамью и погрузился в печальные размышления, пока меня не заставил очнуться хриплый голос, который произнес:

— Вот несчастный человек, голодный и усталый, один в чужой земле.

Я посмотрел вниз, откуда вроде бы шел голос, и увидел ворона с куском сыра в клюве. Тотчас к нему подбежала лиса и, склонив голову набок, сказала:

— Не жалей его. Он сам искал для себя несчастий. Ведь это философ.

— Видать, ни на что другое он просто не годится, — подхватил ворон.

— Паразит, — откликнулась лиса. — Если он умрет, от этого никому не станет хуже. А ты, друг мой ворон, раз он вызывает у тебя такое сострадание, дал бы ему кусок сыра — вот и посмотрим, вдруг это вернет его к жизни.

— Вечно ты стараешься лишить меня сыра, — проворчал ворон.

Оба помолчали, потом ворон спросил лису:

— А если вместо того, чтобы дать ему сыра, я вставлю ему фитиль в зад?

— Где это видано, чтобы ворон занимался такими вещами? — возмутилась лиса.

— Все когда-то случается в первый раз, — ответил ворон.

— Погоди, — перебила его лиса, — у меня появилась мысль получше. Давай загадаем ему загадку. Скажи-ка, Помпоний, что находится над человеком и под человеком до рождения и после смерти?

В мир живых меня возвратил женский голос — и я проснулся. Сперва я с трудом мог разглядеть ту, которая со мной заговорила, но потом взор мой стал проясняться, и я увидел молодую женщину — она опустилась перед скамьей на колени и с тревогой рассматривала меня. Рядом с ней на земле стояла корзина, полная снеди, и среди прочего там находился сыр, чей прекрасный запах сразу заставил меня вспомнить только что приснившийся мне вещий сон. Заметив, что я очнулся, прекраснокудрая женщина сказала:

— Я проходила по площади и увидела, как ты сидишь на скамье, закатив глаза, с вывалившимся языком, при этом ноги и руки у тебя дрожали, что можно считать признаком как жизненной силы, так и агонии. Поначалу мне захотелось со всех ног бежать прочь, ведь могло случиться, что в тебя вселился Асмодей или какой другой злой демон, но я тотчас вспомнила о правилах, предписанных нашим положением, и решила помочь тебе.

— Да вознаградят тебя боги за доброту, да одарят они тебя тем, чего ты больше всего желаешь, ведь только твое присутствие, о прекраснокудрая нимфа, как я уверен, отогнало злых духов или ламий, которые меня преследовали. Тебе нечего бояться: демоны в меня не вселились, я римлянин из сословия всадников, философ, попавший в весьма затруднительное положение, а зовут меня Помпоний Флат. Измученный голодом и усталостью, после целого дня трудов и волнений, я присел на эту скамью, желая восстановить силы, незаметно погрузился в сон, и мне приснилось нечто, имеющее загадочный смысл.

Я поднялся на ноги, она тоже встала, и тогда я увидал, что женщина высока и худа, но формы ее не лишены приятности, одета она изящно, и лицо подкрашено умеренно. Заметив, как я пошатнулся, она хотела поддержать меня, но я мягко ее отстранил со следующими словами:

— Не прикасайся ко мне, о незнакомка, во всем равная Венере, если тебя увидят рядом со мной, это может повредить твоей репутации, ведь хотя я и объявился в Назарете лишь накануне вечером, но уже успел снискать себе славу столь же дурную, сколь и ничем не обоснованную. Теперь я уже чувствую себя вполне сносно и должен продолжить свой путь, иначе рискую заблудиться, поскольку не знаю здешних улиц, а небеса почти совсем потемнели.

— Может быть, я смогу указать тебе дорогу, если только ты сообщишь, куда намерен держать путь.

— Нет, ты вряд ли поможешь мне, о прекраснокудрая нимфа, — ответил я, — ведь мне надо попасть в непристойное место, где обитает некая гетера, у которой есть дочка малых лет и барашек.

— В таком случае я не только могу указать тебе путь, — весело ответила она, — но и проводить до нужного места, потому что я и есть та женщина, которую ты ищешь, и теперь я как раз намерена вернуться домой, так как покончила со всеми делами, которые заставили меня надолго отлучиться. А поскольку заодно я еще и купила всякой снеди, а ты голоден, я приглашу тебя отужинать, если только ты не оскорбишься приглашением разделить трапезу с блудницей. Как я знаю, тебе нечем заплатить за угощение, ведь пока ты спал, я полюбопытствовала, что у тебя имеется с собой, но никто не свободен от обязанности оказывать помощь страждущему, и особенно если речь идет о чужестранце, способном воззвать лишь к богам, каковые, между нами будет сказано, когда в них нуждаешься, обычно не выказывают себя слишком проворными и отзывчивыми. Что до упомянутого тобой сна, то я, пожалуй, помогла бы тебе распутать его смысл, потому как наделена даром толковать сновидения, унаследованным от моей матери, а та переняла от своей — и так далее, вплоть до Иосифа, которого продали братья и который правил Египтом, после того как верно разгадал смысл сновидений фараона. Моя бабка похвалялась тем, что род свой ведет от дочери, рожденной от связи Иосифа с женой Путифара. Я рассказываю тебе об этом лишь потому, что ты чужестранец, но ты никому моих слов не передавай. Хотя кое-кто и приходит ко мне с просьбой растолковать свои сны, мне будет во вред, если поползут слухи еще и об этой стороне моего ремесла. Ведь то, чем я занимаюсь в первую очередь, черни проще понять и принять.