– это уж точно.

– слышь, а у тебя действительно нет на примете пары завалящих поблядушек?

– ну почему же…

– так может, попробуешь?

– ну ты и хмырь, – сказал Мосс, затем встал и поплелся к телефону.

он набрал номер и стал ждать.

– алло, Шарен? – ожил Мосс – ох, Шарен, это Лу… Лу Мосс… помнишь? ну, вечеринка на Кателла-авеню у Бринсона… жаркая была ночка… да я понимаю, что вел себя как скотина, но ведь потом у нас все получилось, помнишь? ты всегда нравилась мне, твое лицо, знаешь, я считаю, что твое лицо – это классика, нет, всего пара-тройка пива, как там Мэри Лу? она молодчага… знаешь, ко мне тут друг приехал… что? он преподает философию в Гарварде… без шуток… нет, не пидор… да, я в курсе, что Гарвард – это юридическое заведение! но где Элоизы, там и Ебеляры. что? «шевроле» шестьдесят пятого… да, только что выплатил последний взнос… когда? а у тебя сохранилось то зеленое платье с таким крученым пояском, свисающим до попки? да я не потешаюсь, действительно очень сексуально… и красиво, я постоянно думаю о тебе и о курицах, шутка, шутка… ну так как насчет Мэри Лу? отлично, здорово, только предупреди ее, что это очень вежливый тип. умный, скромный и все такое… о, это мой дальний родственник, кузен… из Мэриленда… что? да господи, у меня мощная и влиятельная семья!., серьезно? да не смеши меня, короче, он приехал, закончил свои дела и сегодня свободен, нет, естественно, он не женат! ну почему я вру? нет, все это время я думал о тебе – этот ниспадающий поясок, – я понимаю, что сейчас скажу банальность, но это класс, ты – высший класс, что шумит? радио и калорифер, сходить куда-нибудь на Стрипе? да ну, там одни пацаны желторотые кучкуются, может, лучше просто прихвачу банку с собой? ладно, извини, нет, когда это я называл тебя старухой?., господи, ну ты же знаешь меня и мой поганый язык… нет, я позвонил бы, но меня отправили из города, сколько ему лет? тридцать два, но выглядит он моложе, получил какой-то грант, скоро летит в Европу, преподавать в Гейдельберге. да кроме шуток… так, через сколько? отлично, Шарен. увидимся, сладенькая.

Мосс повесил трубку, сел и подхватил свое пиво.

– у нас в запасе один час свободы, профессор.

– час?

– час. они должны еще попудрить свои киски и все такое, сам знаешь, как это делается.

– за Джимми Давенпорта! – сказал профессор из Гарварда.

– за Джимми Давенпорта! – поддержал его оператор вырубного пресса.

они выпили до дна.

зазвонил телефон.

он сидел на полу на ковре, дернув за шнур, он стащил с тумбочки аппарат и снял трубку.

– алло?

– Маккаллер!

– оу?

– прошло уже три дня.

– с чего?

– с тех пор, как вы последний раз были на работе!

– я строю лейденскую банку.

– чего-чего?

– прибор для хранения статического электричества, придуманный Канеусом в Лейдене в тысяча семьсот сорок шестом.

он положил трубку и отшвырнул телефон, аппарат развалился, он прикончил очередную порцию пива и отправился просраться. обратно он вернулся, напевая:

– ля-ля! ля-ля-ля-ля! ля-ля-ля-ля!

уж очень ему нравился Херб А. и его «Т. Брасс», господи, что за мрачная меланхолия!

– ра-да! ра-да! ра-да-да-да!

он сел на ковер рядом со своей дочерью трех с половиной лет и пукнул.

– эй! ты ПУКАЕШЬ! – воскликнула малышка.

– я ПУКАЮ! – подтвердил он. оба посмеялись.

– Фред? – обратилась девочка.

– оу?

– а я что-то хочу сказать.

– валяй.

– у мамы из попы достают какашки.

– да ну?

– да, всякие мужики засовывают ей в попу пальцы и выковыривают оттуда какашки.

– ну зачем ты это говоришь? ты же знаешь, что этого не было.

– нет, было, было! я сама видела!

– принеси мне пива.

– ладно.

девочка выбежала из комнаты.

– ра-да, – запел Фред. – ра-да-да-да! ра! РА! дочь вернулась с пивом.

– дорогуша, а я тоже хочу тебе что-то сказать.

– давай.

– сейчас боль почти всеобъемлющая, когда она созреет до конца, я уже не смогу жить дальше.

– а почему ты не такой синий, как я?

– да я уже синий.

– нет, почему ты не такой синий, как я и цветы?

– ну, я буду стараться.

– давай станцуем под «Человека из Ламанчи», – попросила девочка.

он поставил «Человека из Ламанчи», и они пустились в пляс, он под шесть футов высотой, она в треть или даже в четверть от его роста, танцевали они порознь, кто во что горазд, и были очень серьезны, лишь изредка хохотали.

песня закончилась.

– Марти меня шлепнул, – сказала девочка.

– что?

– да, Марти и мама обнимались и целовались на кухне, а мне пить захотелось, я попросила Марти налить мне воды, а он не налил, тогда я заплакала, а он меня отшлепал.

– принеси мне пива!

– пива! пива!

он встал, прошелся по комнате, поднял телефон и повесил трубку, аппарат тут же зазвонил, он поднял трубку.

– мистер Маккаллер?

– оу?

– ваша автостраховка истекла, новая будет стоить двести сорок восемь долларов за год, оплатить вы должны заранее, у вас имеется три нарушения правил дорожного движения, каждое нарушение приравнивается к дорожно-транспортному происшествию…

– брехня собачья!

– что?

– за аварии платите вы, за так называемые нарушения плачу я, но эти парни на своих мотоциклах, которые защищают нас от нас же самих, должны в день выписать от шестнадцати до тридцати штрафных квитанций, чтобы оплачивать себе дома, новые машины, одевать и обвешивать побрякушками своих женушек, так что не впаривайте мне всякую чушь, я больше не езжу, а машину столкнул с пирса вчера ночью, одно только жалко.

– что это значит?

– это значит, что жалко, я не остался в этой ебаной машине, когда она пошла ко дну.

Маккаллер повесил трубку и принял от дочурки пиво.

– малышка, – сказал он, – возможно, в твоей жизни будет больше хорошего, чем в моей.

– я люблю тебя, Фредди, – сказала девчушка и обхватила папу, правда, ее коротенькие ручки не со- " шлись кольцом. – я раздавлю тебя! я люблю тебя! и раздавлю!

– я тебя тоже люблю, малышка! – отозвался Фредди и тоже обнял свою дочь.

девочка засияла вся, и если бы она была котенком, то наверняка замурлыкала бы.