— О Боже, — произнес Атрет. — О Иисус, что же я натворил? — Он вырвался из рук Херигаста и побежал. На бегу он пытался вспомнить, что он наговорил такого, что Аномия могла бы обратить против Рицпы.

Наверное, он сказал достаточно для того, чтобы Рицпу могли убить.

Добежав до собрания, он протиснулся сквозь ряды воинов и оказался во внутреннем круге. Рицпа стояла посередине со связанными руками.

— Не говори ничего! — крикнул ей Атрет. — Не отвечай ни на какие вопросы!

Аномия быстро вышла в круг и указала на Атрета.

— Уведите его от нее! Она может околдовать его снова и заставить говорить все, что ей нужно!

Атрет почувствовал, как к нему подошли и положили руки на плечи.

— Уберите руки! — Атрет сопротивлялся, когда его пытались увести прочь. — Не отвечай на их обвинения, Рицпа! Не говори ничего! — Его сердце пронзила острая боль, когда он увидел в ее глазах бесконечное страдание. Он предал ее. Своими собственными устами он произнес слова, которые теперь обратились против нее.

— Атрет сам сказал мне, что она его околдовала! — обратилась Аномия к собранию, ее глаза сверкали, когда она смотрела на него.

— Ты ведьма!

Аномия наслаждалась гневом и яростью, которые видела на лице Атрета, и не скрывала своего злорадства. Пусть он пострадает за то равнодушие, которое он к ней проявил.

— Он сказал, что она даже не мать его сыну.

— Рицпа — мать Халева!

— Ты сам мне говорил, что его мать зовут Юлия! Ты сказал мне, что эта женщина взяла ребенка…

— Не слушайте ее! — Атрет изо всех сил боролся с воинами, которые держали его. Им на помощь подоспели другие, и толпа мужчин пыталась заставить Атрета опуститься на колени.

— И еще ты сказал, что она околдовала ребенка, чтобы он не сосал молоко ни у кого, кроме нее.

Рицпа взглянула на Атрета, и ему захотелось умереть.

— Я подтверждаю слова Атрета о том, что ты лжешь, — неожиданно раздался голос Рольфа, и все остолбенели, глядя, как он выходит в круг.

— Изменник! — закричала Аномия, злобно сверкнув на него глазами. — Ты смеешь сомневаться во мне, верховной жрице Тиваза?

— Да, смею, — сказал он. — И смею не только это! — Он указал на нее пальцем и обратился ко всему собранию. — Это Аномия послала меня убить римлянина! Это она задумала убийство. Не слушайте ее!

Атрет издал яростный крик и попытался освободиться.

— Это не я тебя посылала! Тебя посылал Тиваз. — Аномия чувствовала, что Гундрид повернулся и смотрит на нее. — На белом полотне был разыгран жребий, и эта честь выпала Рольфу. Римлянин был обманщиком! — Гундрид боялся ее, поэтому охотно согласился с ее словами.

— Римлянин сохранил мне жизнь! — во всеуслышание закричал Рольф.

— Только для того, чтобы одурачить нас, заставив поверить, что якобы он пришел к нам с миром! — презрительно сказала Аномия. — Он пришел, чтобы ослабить нас, заставить поверить в своего Бога, Который призывает прощать преступления, совершенные против нас! Разве мы можем забыть то, что Рим сделал с нами? Разве мы можем забыть тех, кто погиб, кого угнали в рабство, тех, кто стал калеками? — Она посмотрела в глаза каждому, зная, что людям нечего возразить против этих доводов и что ее слова дойдут до их сердец.

— Римлянин пришел, чтобы отвратить нас от Тиваза! — воскликнула она. — Если вы отвернетесь от Тиваза, вы погибнете! Так что же удивительного в том, что Тиваз хотел его смерти? Тиваз знал о нем всю правду.

Она снова вытянула вперед руку.

— Тиваз знает правду и об этой женщине! Она нечистая! Она черноглазая ведьма! Атрет сам мне сказал. Он сказал, что до него у нее был другой мужчина, может быть, и не один. Он сказал, что у нее был другой ребенок от другого мужчины, и этот ребенок умер. Он сказал, что римские женщины оставляют своих детей умирать на скалах.

Некоторые мужчины воскликнули:

— Шлюха! Убить ее!

— Она лжет, — воскликнул Атрет, безуспешно борясь с теми, кто его держал.

Тут в круг вышла Фрейя, которой стоило немало сил, чтобы сохранить спокойствие. Она подняла руки и попросила всех замолчать.

— Ты должна представить доказательства, Аномия.

— Никаких доказательств нет! — как можно громче закричал Атрет. — Она переврала все мои слова.

— Смотрите, эта ведьма околдовала его!

Мужчины снова закричали.

Гундрид поднял руку.

— Мать Фрейя хочет доказательств. Я могу представить доказательства других преступлений, совершенных этой женщиной, пока она была с нами, — сказал он своим прекрасным ораторским голосом. — Она проповедует каннибализм, а это преступление карается смертью. Она ест омоложенную плоть и пьет кровь Иисуса Христа, Которому она служит, и своим колдовством она заставила делать это и Атрета.

— Убить ее!

— Нет!

— Я сам слышал, как этот римлянин говорил, что они едят плоть и пьют кровь Человека по имени Иисус! — воскликнул Гундрид, который незаметно подкрадывался к дому Феофила и подслушивал собравшихся там людей.

— Зло должно беспощадно искореняться! — воскликнула Аномия, которая чувствовала, что настал ее час. — Вы уже получили достаточно доказательств. Вы помните самый первый день, когда к нам пришли римлянин и эта женщина? Силой демонов они говорили на нашем языке. Уже этого достаточно для того, чтобы понять, кто она. Нам не нужно доказывать, что она украла младенца, чтобы иметь власть над его отцом. Нам не нужно доказывать, что она спала с другими мужчинами. Мы знаем, что это правда. Разве вы не видели, как она притягивает к себе всех детей в нашем селении? Спросите Юзипия о том, как его дочь Луиза бежит к этой ведьме каждый раз, как только видит ее! Спросите остальных, как малыши бегали в лес, чтобы послушать песни римлянина. И после этого вы оставите ее в живых, чтобы она похитила и ваших детей?

— Нет!

— Она — враг Тиваза!

Фрейя не могла поверить своим ушам, да она и не верила.

— Пусть Рицпа сама выступит в свою защиту, — умоляла она. — По нашему закону она имеет на это право.

— Тогда она нашлет свои заклинания и на нас, — запротестовала Аномия. — Убейте ее, пока она не уничтожила всех.

— Пусть говорит! — закричал Рольф. — Или ты боишься, что она сильнее тебя?

Херигаст поддержал его:

— Пусть она ответит на эти обвинения!

Аномия свирепо посмотрела на тех, кто отвернулся от нее. Увидела она сомнение и в глазах других мужчин. Но ничего, они об этом еще пожалеют. Они еще за это поплатятся.

— Пусть она говорит!

Атрет снова попытался вырваться.