До Нагейры дошло. Он с отвращением смотрел на карлика. Ему не понравился его вид. Ну, никак! Маленький, тщедушный, горбатый – какой из него моряк? Кто заплатил за это убожество дублон – дублон из его шкатулки! – тот спятил. Он испытал приступ ярости: назначить дона Альфонсо первым офицером было все равно, что пустить козла в огород.

– Дон Альфонсо! – зло прикрикнул Нагейра. – Во имя благословенной Пресвятой Богородицы, объясните вы мне, как этот горбатый недоносок будет справляться с работой, которая по силам только здоровенному детине?! – И, поскольку первый офицер не спешил с ответом, добавил: – Не могу представить себе дела, к которому можно было бы приставить этого гнома!

И, словно рассчитывая на поддержку и понимание, повернулся к Фернандесу:

– Или вы смотрите на это иначе?

Фернандес не сводил глаз с карлика, который пока не произнес ни слова, хотя его рыбий ротик то открывался, то закрывался. Он попытался поставить себя на место этого крохи и пришел к выводу, что то, как о нем говорили в его же присутствии, должно быть в высшей степени обидно для этого человека. То, что маленький горбун не по своей воле оказался на галеоне, сомнению не подлежало. Он, Фернандес, тоже не слепой и хорошо понимал, что какое-то количество матросов привезли на борт либо силой, либо в результате каких-то махинаций. Эти люди вовсе не были моряками, они в чем-то допустили оплошность и оказались в лапах Батисты. Фернандес ощутил нечто, похожее на сочувствие. Что бы там ни натворил этот коротышка, ему нужно помочь.

– Я предлагаю назначить этого новичка помощником кока, капитан. Вахты уже жаловались, что Леон, наш кок, не поспевает вовремя подавать всем горячую пищу.

– Почему это? – Нагейра, считавший свои затраты на кормежку команды и без того чрезмерными, заподозрил, что его и здесь обводят вокруг пальца.

– Потому что помимо приготовления пищи у него много побочной работы, капитан: поддерживать огонь в печи, приносить в кубрик питьевую воду из бочонка, резать птицу, свиней и коз, солить мясо, вымачивать сушеную рыбу, перебирать горох и бобы, выковыривать червей из сухарей, раздавать еду, мыть котлы и кастрюли, выгребать золу...

– Ладно, ладно, – Нагейра успокоился. Если дело не касалось непосредственно его кошелька, оно его столь остро не интересовало.

– Дон Альфонсо, будьте добры, проводите нового э-э-э... человека к коку, пусть тот его приставит к делу. А теперь извините, у меня срочные дела...

Он склонился над картой.

– Так, на чем мы остановились, штурман?

– Как незаметно войти в Гвинейский залив.

Я не оставлю мою «Каргаду» в беде и в последний час буду с ней.

– Ну, как? Справляется? – спросил Фернандес.

Штурман стоял у задней переборки камбуза, недалеко от очага, но по привычке поднял голову, определяя направление ветра.

За две недели галеон прошел под парусами вдоль всего западного побережья Иберийского полуострова и сейчас находился на широте Гибралтара. Ветер, был скорее другом, чем недругом судна. Постоянные норд-вест и норд-ост оказались как раз кстати для «Каргады»...

– Он сломал средний палец, – ответил Витус, закончив осмотр малорослого француза, нос которого напоминал цветом яркий мак. – В ближайшее две недели Анри будет не вполне годен к несению службы.

Магистр взял у друга оставшийся кусок бинта и аккуратно уложил его в сундучок с инструментом. Пригодится для других перевязок...

Справиться с переломом такого рода, в сущности, просто, это может каждый: следует наложить на палец шину и перевязать его вместе с соседним пальцем как один. Надо только проследить за тем, чтобы повязка была плотной, но не давила.

Фернандес наморщил лоб. Еще одним человеком меньше для постановки парусов. Теперь Анри можно было задействовать только на легкой работе. Проблема в том, что на парусниках легкой работы не бывает. Его в крайнем случае можно использовать на посылках или как помощника парусного мастера (парус-то он поддерживать на весу в состоянии), а может, как впередсмотрящего.

– Для начала будешь у нас впередсмотрящим, – решил Фернандес. – Живо давай на фок-мачту! С марсов будешь докладывать о каждом парусе, который увидишь!

– Ага, – красный нос Анри задергался вверх-вниз. Потом свежеиспеченный впередсмотрящий догадался, что ответил не так, как положено. – Да, штурман!

– Тогда вперед. – Фернандес, улыбнувшись, повернулся к Витусу. – Не желаете ли сопроводить меня на капитанский мостик? Надо определиться с широтой, чтобы уточнить курс. Это предложение относится и к вам, магистр Гарсия.

– С удовольствием! – хором ответили оба.

– Отлично, тогда следуйте за мной.

Дойдя до ступенек, ведущих на мостик, Фернандес козырнул, как положено, и спросил:

– Со мной еще двое на мостик, капитан?

Нагейра задумался ненадолго, потом проворчал:

– Не возражаю.

Вид отсюда, от кормового релинга, высшей точки на галеоне, был потрясающим. Все равно что стоишь на вершине, холма и оглядываешь долину – отсюда все казалось игрушечным, маленьким. Вахтенные матросы, по причине прекрасной погоды слонявшиеся по верхней палубе без дела, двигались, как живые куклы. Море справа и слева от галеона пенилось: длинные серо-зеленые волны венчали короны из пены. Массивная передняя надстройка, мешавшая увидеть фигуру на носу галеона – подражание Черной Мадонны Монсеррата, – поднималась и опускалась на волнах. Время от времени пенная волна плескалась на палубу, заливая ее. Витус понял теперь, сколь разумно выбрано место для очага: находясь на передней надстройке, камбуз был защищен от ветра и воды.

Фернандес посмотрел на песочные часы с медленно сыплющимся песком – его хватало ровно на час, – потом перевел взгляд на небо.

– Полагаю, солнце сейчас в зените, но на всякий случай повторю измерения через десять минут.

Штурман пошарил в двустворчатом шкафчике под фальшбортом, где были сложены различные инструменты, и вынул деревянный прибор в виде креста – он состоял из продольной и поперечной перекладин. Фернандес взял крест за длинный конец и направил прибор, как меч, на солнце, одновременно установив поперечную планку перпендикулярно плоскости стола. Потом зажмурил левый глаз и стал двигать поперечную планку вверх-вниз, пока верхний конец не оказался сориентирован на центр небесного светила, а нижний совпал с линией горизонта. Затем с помощью небольшого винтика зафиксировал положение поперечной планки и положил прибор на релинг.

– Чем, во имя всего святого, вы тут занимались? – вырвалось у Магистра.

– Определял высоту солнца над уровнем горизонта, чтобы установить, на какой широте мы находимся, – ответил Фернандес, потирая начавший слезиться от яркого солнца глаз.