Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15 мая торжественно хоронили, вместе с собравшимся отовсюду населением Чакрака, лейб-драгуны своих убитых на сельском кладбище. 16-го и 17-го стояли на прежнем месте, а 18-го, к вечеру, я был выслан с тем же слегка освеженным полуэскадроном на Геническ. В эти дни, по желанию командира английского миноносца, в моем присутствии последний произвел вдоль стрелки боевую стрельбу, согласованную с орудиями сзади стоявшего монитора. Вышедшее с белым флагом население хуторов, а также отсутствие красных по линии стрелки к северу этим опытом вполне подтвердилось. Правда, в ночь на 15-е большевики снова пытались подойти, но пущенная вахмистром эскадрона Б.А. Боком из английского прибора красная ракета подняла снова такую адскую пулеметную стрельбу, что большевики снова повернули и на этот раз. В поле подобрали три трупа с красными звездами на шапках, но без оружия.
Занятие города Геническа
17 мая полуэскадрон полковника Александровского в сумерки прошел отделявшие нас 12 верст, предупрежденный жителем Геническа, что город свободен, занял его без боя. Он доносил одновременно, что у узловой станции Ново-Алексеевка (10 верст к северу от Геническа) слышны сильные взрывы и глухой частый артиллерийский гул. Стало очевидно, что большевики, теснимые и с юга, и со стороны Джанкоя спешно занимавшими его симферопольцами, бегут, уничтожая заготовленные здесь склады. Надо было торопиться, чтобы, заняв Ново-Алексеевку, попытаться перерезать путь на запад хвосту красных обозов. Тотчас же войдя в город, выслан взвод только что прибывшего из Новороссийска поручика графа В.И. Беннигсена[481] на Ново-Алексеевку (10 верст), а другой взвод, корнета Келеповского, двигается для охранения Геническа с севера. Через 2 часа, ночью, первое донесение, и чрезвычайно подробное, поручика графа Беннигсена говорит нам, что на Ново-Алексеевке брошен целый громадный состав, частью перекинутый на путях. В нем большевики оставили отряду несколько вагонов муки и фуража в зерне, вагон сахару, длинную пушку без замка, несколько пулеметов Максима, ящики с патронами, а у взорванной ими водокачки много интендантского типа повозок и двуколок. К тому же времени Келеповский донес, что двигающийся со стороны Джанкоя красный бронепоезд все время стреляет из орудия и пулеметов. Он, по-видимому, застрял на путях и находится в безвыходном положении, а потому, верно, расстреливает свои патроны.
Посланные по линии железной дороги в его направлении из Ново-Алексеевки четыре охранника с инструментами разобрали пути верстах в восьми, на уклоне. Действительно, уже утром наши конные разведчики обнаружили далеко впереди перекинутые платформы с красным броневиком и 2 пулеметами без замков, большевистская прислуга убежала – ее и след простыл, и ближайшие поиски ни к чему не привели.
Весь день проходит в погрузке и доставке специальным паровозом из Геническа, из Алексеевки оставленного красными имущества и продовольствия, а далее раздача муки и сахара нуждающемуся населению, по указанию городского головы, прибывшего из Геническа и назначенного комендантом отряда – ротмистром П.А. Боком.
Следующие два дня посвящены исправлению и освежению обозных двуколок, конской мобилизации (набрано в обмен на некоторых старых – 30 свежих лошадей двух категорий – в строй и в обоз). Заодно и забрали какого-то классного заводского производителя, из-за которого, по жалобе владельца, пошла из штаба армии бесконечная криминальная переписка. Лихой мичман Севастьянов, начальник «Гидры», отобрал у местной еврейки какие-то ценные зубоврачебные инструменты, пригрозив ей немедленной смертью. Все это было объяснено шуткой, и инструменты были возвращены. Затем несколько скандалов расшалившейся молодежи, и стоянка победителей пришла к концу.
Весеннее скитание по Северной Таврии
Эскадрон двинулся в Мелитопольский уезд, пересекая его через Аскания-Нова (Фальцфейновский зоопарк) на берег Днепра, к востоку от Казовки. Днепр становится отныне и надолго нашей оборонительной линией.
По дороге доходят от доброжелательного населения ближайших сел Мелитопольского уезда сведения, что в районе Верхне- и Нижнесерагозских волостей некто, именующий себя, а может быть, и сам кровавый батька Махно, – спешно, под угрозой немедленной смерти, забирает все хорошие легкие повозки (впоследствии окрещенные тачанками) и лошадей, а также горсточки каких-то «батьковцев» терроризируют крестьян и грабят хутора побогаче. Командующий бригадой полковник Барбович (заместитель Миклашевского) немедленно отправляет эскадрон, во главе с полковником Александровским, в села Верхние и Нижние Серагозы и далее, через Ново-Константиновку, в район станции Пришиб – в известную своими большевистскими симпатиями богатую и обширную слободу Ново-Михайловку. По пути, произведя набор военно-конской повинности у населения большевиствующих Серагоз, лейб-драгуны, не найдя никаких следов батьки Махно, через ряд разоренных усадеб прибывают 21-го в Ново-Михайловскую слободу. Здесь и происходит торжественное подчинение лейб-драгун 2-му Сводно-гвардейскому кавалерийскому полку – отныне в виде 3-го дивизиона. Здесь же смотр выстроенных эскадронов лейб-драгун – одного, 1-го, конного и прибывшего из Бердянска только что сформированного пешего 2-го эскадрона полковника Зеленого, только что назначенного Ставкой командиром полка, полковника Ф.Ф. Грязнова (улана Его Величества).
23 мая посадка эшелонов всей бригады на станцию Пришиб для стратегической переброски по железной дороге через Лозовую на станцию Люботин, на север Харьковской губернии. Здесь включенная в состав 5-го Сводного кавалерийского корпуса (генерала Юзефовича) конная сводная бригада временно отдыхает и пополняется, готовясь к близкому уже конному рейду, – этот рейд всей кавалерии, долженствующий овладеть узлом железной дороги в тылу красных – станцией Бахмач, мне был лично предсказан в Харькове генералом Кутеповым. Только что взявший Харьков с 1-м Добровольческим корпусом генерал Кутепов на мою просьбу дать нам сколько возможно мобилизованных из Харьковского уезда бывших боевых солдат собственноручно написал записку воинскому начальнику: «Выдать подателю сего (чин и фамилия) пятьдесят мобилизованных из бывших кавалеристов». Мне удалось благодаря приказу корпусного командира выбрать того, кто мне больше подходил, и специалистов-кузнецов, и сапожников, а также георгиевских кавалеров из конницы Великой войны. Сдав полученных людей для обучения ротмистру Лабудзинскому[482], я тотчас же вернулся из Харькова в