Собственно говоря, это были подлинные кругосветные плавания, которые в наше время участники крупнейших гонок совершают на специально созданных судах с повышенной парусностью, пытаясь установить рекорд скорости. Можно считать чудом, что эти дырявые корыта для перевозки каторжников проделывали в течение полувека подобные путешествия. Многие из них погибли, исчезли, и их судьба осталась неизвестной. И все же большинство судов успешно совершали эти переходы из года в год со скоростью 6–8 узлов; они набирали воду, но не шли ко дну, прыгая на волнах, как пробки.

Эти суровые даже для профессиональных моряков условия плавания оказывались жесточайшим испытанием для каторжников, которых чаще всего перевозили в тесных трюмах. До 1830 года смертность среди них была чудовищной: многие суда довозили до Хобарта лишь половину несчастных.

Условия жизни каторжников на борту были невыносимыми и по причине скаредности капитанов, которые без зазрения совести набивали карманы деньгами, отпущенными на питание заключенных. Случалось, что они доставляли в Хобарт ходячие скелеты и тут же принимались распродавать провизию. Никто не жаловался на злоупотребления, тем паче что каторжника и слушать бы не стали.

О злоупотреблениях хорошо знали. В 1820 году Адмиралтейство приняло решение, что на каждом транспорте, перевозящем заключенных, должен присутствовать врач-хирург Королевского военно-морского флота, который будет нести личную ответственность за физическое состояние ссыльных по прибытии в Тасманию. «Этот офицер, – пишет Юргенсен, – получает половину своего содержания и по полгинеи за голову каждого каторжника, которого он живым и здоровым доставит на место назначения, в чем ему выдают сертификат, подписанный губернатором колонии».

Переход «Вудмена» закончился не самым худшим образом: умерло всего двенадцать человек, в том числе и врач; их унесла «какая-то мозговая горячка». Чтобы дать отдых команде, капитан «Вудмена» сделал остановку в Кейптауне, где запасся провизией. Часть капитанов предпочитали отдыхать в Рио-де-Жанейро. Это удлиняло путешествие на целый месяц (в среднем переход длился 127 дней, а если делать крюк с остановкой в Рио, то 156 суток). Но здесь офицеры и матросы закупали спиртное и табак, которые с выгодой перепродавали по прибытии в колонию. Арматоры проявляли недовольство:

– Вы не имели права заходить в Рио.

– У нас закончилась пресная вода.

Капитан – судья и бог на корабле, и потому его слово нельзя подвергать сомнению.

Такие условия содержания узников объясняют относительную частоту мятежей. Чаще всего они происходили после остановки в Рио. Горстка солдат на баке и горстка солдат на шканцах, капитан и несколько офицеров, часть недовольной команды и хирург – все думают лишь о своей выгоде, а внизу, в трюмах, находится более сотни отчаявшихся людей, среди которых есть отпетые преступники, а потому малейшая искра может привести к взрыву. Известно, что многие суда, перевозившие каторжников, исчезли, и их исчезновение покрыто завесой тайны. Вину можно возложить и на бури, и на отвратительное состояние судов. Но иногда каторжникам удавалось захватить свою плавучую тюрьму. Те, кто не попадал в кораблекрушение, предпочитали умалчивать о своих похождениях.

На этих судах-каторгах случалось всякое. К примеру, расскажем о гибели «Георга III». Об этой трагедии сохранилось множество воспоминаний, поскольку судно, в трюмах которого было 200 закованных каторжников, потерпело кораблекрушение в ночь на 18 апреля 1835 года прямо в устье Деруэнта. Во время следствия всплыли подробности, которые позволяли судить о том, в каких жестоких условиях каторжникам приходилось жить на борту судов-тюрем.

«Георг III», четырехтонный трехмачтовик, отплыл из Вулвича 14 декабря 1834 года, имея на борту 200 ссыльных, в том числе 40 детей, и 108 человек команды вместе с солдатами, часть которых сопровождали жены; во время путешествия родились еще два ребенка, и общее количество людей достигло 310. Когда судно вошло в канал Антрекасто, в устье Деруэнта, четверть каторжников уже умерли от цинги.

Ссыльные, взрослые и дети, сидели в глубине трюма в некоем подобии большой клетки. В самом начале путешествия судно попало в бурю, и капитан приказал задраить люки. Гулявшая по палубе вода проникла во все щели старой посудины. Буря усилилась во время перехода по Бискайскому заливу. Заключенные в клетке дышали спертым воздухом и лежали на ледяной подстилке из мокрой соломы, пропитанной рвотой и экскрементами.

Когда буря кончилась, заключенных стали терзать муки голода. Пища, которую им давали, давно испортилась, и от нее отказывались даже самые голодные. Поэтому к концу второго месяца плавания, когда «Георг III» оказался в зоне экваториального затишья, на нем вовсю свирепствовала цинга. Каторжники умирали по двое в день. Главный парусный мастер явился к капитану:

– Так продолжаться не может. Все запасы парусины уходят на мертвяков. Я снимаю с себя ответственность, если понадобятся запасные паруса.

Капитан отдал приказ, и мертвецов стали выкидывать за борт без всяких церемоний, даже не привязывая к их ногам груза, возлагая функции санитаров на акул.

Несмотря на столь тяжелое положение, капитан решил не делать остановку в Кейптауне, а обогнул мыс Доброй Надежды и вошел в зону холодных «ревущих сороковых». Оставшиеся в живых каторжники по-прежнему сидели в клетке, с тревогой вслушиваясь в яростные удары волн о борта судна, и мокли в воде, которая захлестывала палубу и затекала в медицинский пункт, на камбуз и, конечно, в трюм. Наконец, через сто сорок восемь дней после отбытия из Вулвича, вахтенный заметил сушу. Несмотря на негостеприимность западного побережья, исхлестанного ветрами и волнами, Земля ван Димена показалась всем долгожданным прибежищем, ведь они пережили четыре месяца ада. В медицинском отделении лежали шестьдесят цинготников. Их состояние было очень тяжелым, и врач считал, что из них выживет не более десяти.

– Хорошо бы остальные подохли на суше, – сказал капитан. – Тем меньше смертей припишут нам. Надо поскорее достигнуть места назначения.

Он решил провести «Георг III» в устье Деруэнта через пролив Д’Антркасто, идя на максимальный риск.

Скала, на которую «Георг III» сел в два часа ночи, до сих пор носит имя этого судна. Жестокое волнение начало крушить корабль. Рухнули мачты. Команде никак не удавалось спустить спасательные шлюпки. Вода в трюме поднималась. Инстинкт самосохранения оказался столь сильным, что каторжники взломали клетку. Они попытались выбраться на палубу в кандалах. Их встретил ружейный огонь, и двое из них тут же упали мертвыми. В невероятной сутолоке насмерть затоптали прежде всего стариков и детей. Наконец команда спустила шлюпку. Из-за волнения и течений ей удалось пристать к берегу лишь на заре. Судно разваливалось, и каторжникам наконец разрешили выйти на палубу. Против ожидания они вели себя спокойно и помогали команде. Но когда шлюпка вернулась за остальными, на борту осталась всего горстка людей, в том числе несколько каторжников. Прочих унесло волнами.

В Лондоне началось следствие, чтобы отыскать виновников кораблекрушения. В день суда из двенадцати присяжных явились лишь восемь.