Дотянулся до прикрывавших тайник лопухов и стеблей. Отбросил. Сразу нащупал круглую ржавую поверхность. Повел пальцами. Дотронулся до похожего на банку со сгущенкой взрывателя…

«Так лежит, что и не повернешь…» Пришлось напружинить все мускулы, изогнуться, потянуть снаряд на себя. Все это Инки делал в темноте и взрывателя не различал, но ощущал его пальцами очень хорошо. Теперь банка оказалась без опоры, торчала перед оконечностью снаряда, будто сама просила: вывинчивай.

Инки повернул взрыватель. Вот хорошо, тот вертится плавно, без натуги. Видимо, Гвидон, когда делал эту штуку, тщательно подгонял резьбу… Но как долго вывинчивается! Еще, еще… Да сколько же можно!.. Ох, ну, наконец-то… Взрыватель тяжело осел в Инкиной ладони.

Видимо, корпус его и правда был сделан из консервной банки. От него пахло белой жестью. Инки большим пальцем нащупал вмятинку — такую, будто на обычной посудинке со сгущенным молоком. А ведь на самом деле…

Инки решил не думать, что «на самом деле». Но думалось. И о смертельной начинке, и о том, как старательно готовил Гвидон свою справедливую месть… В том-то и дело, что справедливую. А он, Инки, все разрушает теперь… Какое он имеет право?

«А ты какое имеешь право? — сказал он Гвидону. — Мстил бы сам, а зачем втянул меня?… Я один раз сказал людям «чтоб вы все сдохли», и не по правде, а от обиды, и то сколько было несчастий…»

«Муха померла, да?» — усмехнулся в темноте Гвидон.

«Не только муха… Много чего… Вот и Борис погиб…»

«За полгода до того случая!»

Этот ответ не обескуражил Инки. Он понимал (или не понимал, но чувствовал), что в многослойном переплетении пространств и времен все может быть перепутано; события, что были «потом», порой опережают те, которые, казалось бы, случились раньше…

Ведь и часы-ходики он по правде-то отыскал в давние-давние века, когда еще и не был мальчиком Инки из поселка Столбы…

«Инки, ввинти обратно…» — попросил Гвидон. Чуть ли не со слезами. Инки стало жаль его. Но вот потому-то, что жаль, Инки и ответил со злостью:

«Незачем было тащить меня с собой. Я тебе не игрушка…» И вспомнилось тут же: «Меня можно сломать, но играть на мне нельзя-а…»

Инки вскочил, размахнулся, изо всех сил зашвырнул взрыватель в болото.

В том, что его, Инки, «можно сломать», он убедился в эту же секунду. Оранжевый кусок огня вырос над болотом, тяжело ухнуло, толчок воздуха опрокинул Инки на спину. Он сел, раскинув ноги…

Так он сидел, упираясь за спиной ладонями. Сперва ни о чем не думал. Потом подумал, что надо быстро-быстро убираться отсюда, пока никто не прибежал. Хотя… кто прибежит в пустынное болотистое место в ответ на случайную вспышку и не такой уж громкий хлопок…

Затем пришел запоздалый страх. Липкий, как черные джунгли, с которыми не раз воевал Инки.

Ведь до этой минуты Инки ничуть не думал об опасности взрыва. Днем он сразу и крепко поверил Гвидону, что снаряд без взрывателя не опасен, а взрыватель может сработать лишь от нажатия кнопки на телефоне. И когда вывинчивал, не вздрагивал ничуточки, только досадовал, что так долго… А оказывается… Оказывается, от одного толчка… Или о камень там банка ударилась, или о корягу…

Значит, вот что таскал Гвидон в своем кармане днем! Значит, вот с чем возился столько времени! Мог ведь зацепиться за любой косяк, удариться о велосипедную раму…

Инки тоже мог тряхнуть эту штуку неосторожно, когда выкручивал… Впрочем, последняя мысль была почему-то не очень страшной. Но он тут же снова разозлился на Гвидона: «Игрушечки…»

Потом он подумал: «Надо возвращаться».

А вставать не хотелось. Каждый мускул, каждая жилка ныли от усталости. Откуда она взялась-то? Путь через болото был, конечно, непрост, но и не такой уж изнурителый, всего-то с полкилометра…

Инки подобрал палку и вступил в болото. «Чавк-чавк»… Луна теперь висела впереди, но была еле видна среди сдвинувшихся туч. Не вся луна, а кусочек. И стало гораздо темнее. В тучах проскользнула лиловая жилка-молния, Инки стал ждать, когда долетит гром, но не дождался…

Шел он машинально, даже не боялся оступиться или свернуть не туда. Словно кто-то тянул его за нитку (может, Сим и Желька протянули леску?).

Когда Инки миновал островок с березой, пришла запоздалая мысль: а зачем ему приспичило переться через болото? Не проще ли было пойти не близким, но совсем не трудным и сухим путем — в обход, через Макарьевский хутор. Пять кэмэ туда, пять обратно, за два часа управился бы. Долго, зато без риска и приключений. Но теперь, с середины болота, возвращаться не имело смысла. И… что-то вдруг подсказало Инки, будто окружной путь был бы не тем путем. А здесь опасности среди трясины и режущих трав как бы оправдывали Инки — и перед Гвидоном, и перед собой.

Может, и не совсем оправдывали, но стало все-таки легче…

Когда оставалось до берега около сотни шагов и когда уже отчетливо виднелись при вспышках подступающей грозы флюгера и башенки Земляного Вала, Инки подкараулила беда. В общем-то такая беда могла случиться на этом пути сто раз, но случилась только теперь. Нога соскользнула с подводной доски и угодила в крепкий, будто чья-то челюсть, зажим. Наверно, это была развилка затопленной коряги.

Инки сперва не испугался. Дернул ногу. Челюсть (хотя и без зубов, но твердая, как драконьи десны) держала его за щиколотку неумолимо.

Инки дернул снова. Больно. Нагнулся, погрузил по плечи руки, нащупал толстенные отростки коряги. Не раздвинуть, не обломить. Он выпрямился. Пошатнулся, потерял равновесие, с густым всплеском сел.

Жидкая трясина была ему теперь до подмышек. Теплая, пузырящаяся, пахнущая именно трясиной…

Хорошо еще, что нога не заломилась. Колено было круто согнуто и торчало над жижей. Щиколотка по-прежнему прочно сидела в «пасти дракона». А Инки сидел на затонувшей доске, и это было даже удобно, если бы не болотная вонь и не боль в ноге.

Утонуть он не боялся. Разве только если совсем потеряет силы и свалится навзничь, в болото головой. Но это еще не скоро… Однако сколько же придется так сидеть? До утра? Пока кто-нибудь из жителей Земляного Вала не появится на берегу? А на фиг он здесь появится даже утром?… Кричать? Но кто услышит его сейчас? И к тому же… стыд был сильнее страха и боли. По крайней мере, пока…

Вспышки делались чаще, и уже крепко погромыхивало. Упало несколько увесистых капель… Вспыхнуло опять (на этот раз оранжево, как там, от взрывателя), и тогда Инки почудилась на берегу чья-то фигура.

Инки пересилил себя и все-таки крикнул:

— Эй!..

Опять полыхнуло (уже белым светом). Инки увидел, что человек идет к нему.

Это был мужчина. Он шагал, раздвигая ногами грязь, воду и траву. Рогоз громко шелестел по его штанам. Ближе, ближе… Он остановился над Инки…

И тогда Инки понял, что это Егошин.