Она коротко рассмеялась.

– Я прошла сквозь боевую защиту программ, как панцирная хоругвь сквозь горстку селян, и не нашла ничего лучше маленькой монашки, чтобы попытаться победить в этой битве.

– Победить? Ты веришь, что мы сумеем победить этого? – он махнул рукой в сторону Абандалакха.

– Да. Потому что когда мы верим… мы сражаемся лучше. И не существует… – она поколебалась, – не существует большей чести, большего памятника отваге, чем перекованные в металл, в железного голема чьи-то представления, которым кто-то вверяет свою жизнь, потому что знает: этот голем его не подведет.

Он хмуро захохотал. Неожиданно и так громко, что почти ее оглушил.

– Красивая ложь. Но я – не он. Не знаю, что он, этот Завиша, сделал бы. Я даже не знаю, существовал ли какой-то Голубац, какое-то отступление, какая-то оборона…

– Был. Был Голубац… Но нынче его нет, есть только ты. Тут и теперь. И только ты можешь их спасти. Потому что они решили использовать оружие отчаяния, которое убьет их самих.

– Они того стоят?

– Если я тебе докажу – ты пойдешь? За всех мертвых героев?

– Докажи.

Она взглянула на демонически измененный транспортник. Что-то скрежетало внутри, и один из динамиков внутренней связи, запущенный ее интеркомом, ожил.

Воздух наполнился потрескивающими голосами.

«Второй взвод, проверьте бункер номер шесть на третьей линии. Возьмите тяжелые резаки, чтобы открыть дверь, наверняка они понадобятся».

«Вы кого-то оставили?»

«Да. Одного из наших и ту безумную монашку. Если они выжили – вытягивайте их, как только закончим развлекаться».

«Какая монашка?»

«Вероника Ама…».

«Ах, Сестра Войны, да? Хе-хе, я о ней слышал».

«И проверьте, что с Завишей. Я не хочу его там оставлять. За прошлый месяц он дважды спасал мою задницу».

«Мою тоже. Если найдем его, заберем».

«Тишина в эфире! Через три минуты десантируем наши жопы. И да поможет нам Бог».

«Аминь».

«Аминь».

«А если у него нет времени для помощи, пусть хотя бы посмотрит, как Тридцать второй всыпет дерьморакам».

Свист, смех.

«Аминь».

– Ты слышишь? Даже идя на битву, они помнили о тебе.

– Я видел глупцов и трусов, которые шли на битву, преисполненные похвальбы и проклятий, а потом просто разворачивались и с криком убегали при виде врага. Покажи мне, каковы они на самом деле, сейчас, в годину испытаний.

Она прикрыла глаза. «Каковы они… каковы мы на самом деле».

– Хорошо. Пойдем.

* * *

Генерал-лейтенант Джон Маннис стоял у него за спиной и молча смотрел на экран. На экране Абандалакх все еще переливался, напоминая густой, медленно кипящий шлам, переходил из одной неопределенной формы в другую.

– Герои готовы?

– Так точно, господин генерал.

– Через две минуты пусть начинают. «Тушканчикам» приземляться на тридцать секунд позднее.

– Слушаюсь.

– И…

Динамики на стене взвыли.

– Что там?

– Проклятие…

– Выключить это…

– Не могу. Кто-то соединился с нами и передает по всем частотам.

– Как это – по всем?

– Пехота, механизированные, артиллерия, транспорт – все получают.

– Тихо! – на этот раз рыкнул генерал, и в штабе мигом сделалось тихо.

– Алло… алло… кто меня слышит? Тут сестра Вероника Аманда Рэдглоу. Алло…

Динамик подавился, когда несколько сотен человек попытались ответить одновременно.

– Не знаю, слышит ли меня кто-нибудь… я знаю, что сейчас будет эвакуация, а потом взорвутся бомбы… те большие, что уничтожат лифт, но так нужно…

Командир штаба подскочил, словно ужаленный.

– Отрезать ее!

– Пытаюсь, господин генерал. – Ладони капитана, отвечающего за связь, танцевали в воздухе. – Но выглядит так, словно это мы отрезаны.

– Что?

– Не знаю. Поменялись коды и…

– …со мной Завиша, и у нас есть одна из тех мелких атомных бомб. Калехов перед нами не слишком много. Я… пусть все дадут свои координаты «тушканчикам» и удирают, а я… мы попытаемся к нему подойти… Если нам не удастся… сбрасывайте бомбы. И тогда пусть Господь нам поможет.

* * *

Она взглянула на Завишу над панелью управления радиостанцией, вынутой из разбитого танка. Вокруг были разбросаны останки нескольких солдат и куски какого-то автомата. Ее это не касалось. Сейчас имели значение только живые.

«Ох, парни, не подведите меня».

В нескольких шагах от них в земле торчал тактический ядерный заряд, который обычно использовали пустышки.

Буря в эфире утихла, и секунду казалось, что никто не ответит.

– Это лейтенант Ли из Третьей роты гренадеров. У меня двадцать три человека, в том числе одиннадцать раненых. Мне нужны «тушканчики» на точку восемь-два-шесть-четыре-пять-один.

Она вздохнула.

– Один «тушканчик» не заберет двадцать три человека, лейтенант.

– Знаю. А одна гребаная монашка не донесет ядерный заряд до Абандалакха. Мы дадим вам прикрытие, пусть только заберут наших раненых. Куда вы пойдете?

Она сказала ему. Сказала всем.

– Вы не должны этого делать, лейтенант, – добавила в конце.

– Дааа… я вообще не должен быть в йоханой армии. Но у меня семья под лифтом, к тому же мой дядя всегда говорил, мол, если придется жрать говно, хотя бы причмокивай, как будто оно тебе нравится.

Она засмеялась. Искренне.

– Тут Соверс с экипажем Больших Двоек. У нас два миномета, которые, думаю, еще сумеют пострелять. Дайте нам три минуты.

– Кимнель…

– Чаровский с двумя танками, греем моторы…

– Овеклас…

– Санака…

– Перс…

Радио трещало очередными фамилиями, а она смотрела на черную матовую маску Завиши. Миг спустя тот почти незаметно кивнул.

Где-то вокруг них начали приземляться «тушканчики».

– Мы выдвигаемся через сто двадцать секунд, – сказала она в микрофон и отключила передачу.

Автомат поднял черно-желтый цилиндр заряда и закинул себе на спину. Монашка вынула из мертвых рук автомат и проверила магазин. Сейчас это все было таким простым.

– Получится? – не выдержала она.