Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он шагнул к столу, чтобы взять бутылку, и наткнулся на валяющуюся на полу «накидку». Он со злостью пнул ее, и она, легко взмыв в воздух, упала бесформенным комом прямо в камин.
Схватив бутылку, Блэйн направился к сложенным кипам товаров.
Он потрогал один из мешков и убедился, что в нем что-то сухое и мягкое. Затем он вылил на него содержимое бутылки и отбросил ее на середину комнаты.
Из камина Блэйн совком достал горящие угли и высыпал их на смоченный виски мешок.
Заплясали маленькие синеватые язычки пламени. С треском огонь начал расти и расползаться.
Теперь не погаснет, подумал Блэйн.
Еще пять минут – и загорится фактория. Склад превратится в ад, и пожар уже никакими силами нельзя будет остановить. Трансо сплавится и деформируется, и дорога в «Фишхук» будет закрыта.
Наклонившись, он ухватил Гранта за воротник, подтащил его к двери и выволок во двор, футов за тридцать от здания.
Грант застонал, попытался встать на четвереньки, но снова рухнул на землю. Блэйн оттащил его еще на десяток футов и бросил. Грант что-то пробормотал и зашевелился, но встать не смог.
Блэйн вышел на дорогу и минуту постоял, приглядываясь. Окна фактории все больше озарялись красными отблесками.
Блэйн отвернулся и зашагал вперед.
А сейчас, сказал он себе, самое время нанести визит Финну. Скоро в городке заметят горящую факторию, начнется паника, и полиции будет не до нарушителей комендантского часа.
Глава 26
На ступеньках отеля, глядя на ревущее пламя пожара всего в двух кварталах от них, толпились люди. На Блэйна внимания никто не обратил. Полиции видно не было.
– Опять «гориллы» поработали, – обронил кто-то.
– Не понимаю их, – поддержал его другой. – Днем они идут туда и покупают, что им надо, а ночью возвращаются и устраивают пожар.
– Ума не приложу, – продолжил первый, – как «Фишхук» мирится с этим. Нельзя же просто смотреть и ничего не делать.
– «Фишхуку» наплевать, – возразил ему собеседник. – Я пять лет провел в «Фишхуке». Там вообще ничего нельзя понять.
Репортер, решил Блэйн. Завтра должна состояться проповедь Финна, и поэтому отель забит репортерами. Он поглядел на того, кто провел пять лет в «Фишхуке», но не узнал его.
Блэйн поднялся по ступеням и вошел в пустое фойе. Чтобы никто не обратил внимания на его ободранные кулаки, он засунул руки в карманы пиджака.
Отель явно был не из новых, а мебель в фойе, по всей видимости, не менялась с незапамятных времен. И вообще отель производил впечатление увядающего, старомодного заведения, кисловато попахивающего сотнями людей, которые провели недолгие часы под его крышей.
Несколько человек сидели в креслах, читая газеты или просто со скучающим видом глядя в пустоту.
Блэйн взглянул на часы над окошком администратора. Было одиннадцать тридцать.
Блэйн прошел мимо, направляясь к лифту.
– Шеп!
Блэйн резко повернулся.
С трудом подняв из огромного кожаного кресла грузное тело, через фойе к нему направился человек.
Блэйн стоял на месте, ожидая, пока тот подойдет к нему, и все это время по спине у него бегали мурашки.
Толстяк протянул ему руку.
Блэйн показал ему свою, вынув ее из кармана:
– Споткнулся впотьмах.
– Надо бы промыть ссадину, – посоветовал толстяк.
– Я как раз собирался этим заняться.
– Забыл меня, что ли? Боб Коллинз, – напомнил свое имя толстяк. – Мы несколько раз встречались в «Фишхуке». В баре «Красный призрак».
– Ну как же, – смущенно ответил Блэйн. – Вспомнил. А то смотрю – что-то знакомое. Как поживаешь?
– Нормально. Правда, злой как черт, что меня выдернули из «Фишхука» на эту ерунду, но – такое ремесло. Газетчик должен быть ко всему готов.
– Будешь писать про Финна?
Коллинз утвердительно кивнул.
– А ты?
– А я хочу поговорить с ним.
– Считай, что тебе дико повезло, если к нему прорвешься. Он в «двести десятом». А у его дверей сидит здоровенный мордоворот.
– Думаю, он меня примет.
Коллинз наклонил голову набок:
– Я слышал, ты сбежал. Пустили такую «утку».
– Все верно.
– Ты неважно выглядишь, – сказал Коллинз. – Не сочти за обиду, но если тебе нужно одолжить немного денег…
Блэйн рассмеялся.
– Ну, может, выпьем?
– Нет. Я спешу к Финну.
– Ты что, теперь с ним?
– Не совсем…
– Слушай, Шеп, в «Фишхуке» мы с тобой считались приятелями. Скажи, что тебе известно. Хотя бы что-то. Хороший репортаж – и я опять в «Фишхуке». А это для меня – все.
Блэйн отрицательно покачал головой.
– Шеп, я слышал много разных сплетен. Будто бы у реки под откос полетел фургон. Будто в этом фургоне везли нечто чрезвычайно для Финна важное. Он сам заявил, что сделает перед прессой сенсационное сообщение. И что-то продемонстрирует. Говорят, это будет звездная машина. Неужто звездная машина, Шеп? Никто не знает наверняка.
– Я тоже ничего не знаю.
Коллинз подошел к нему поближе и, снизив голос до хрипловатого шепота, сказал:
– Дело очень серьезное, Шеп. Если Финн получил то, что хотел. Он уверен, что теперь у него есть то, что поможет ему разгромить парапсихов, всех и каждого в отдельности, всю паракинетику вообще. Он ждал этого момента не один год. Не просто ждал, а делал свое дело. Подлое дело, конечно. Проповедуя повсюду ненависть. Это провокатор первого класса. Ему не хватало только этого «чего-то». Дай ему это «что-то», и он победит. А на то, как он это сделает, весь мир будет смотреть сквозь пальцы. Еще немного – и с парапсихов начнут живьем сдирать шкуры.
– Не забывай, что я тоже парапсих.
– И Ламберт Финн тоже. Был.
– Сколько же вокруг ненависти, – устало произнес Блэйн. – Сколько презрительных ярлыков и оскорблений. Реформисты называют паранормальных людей парапсихами, а те их, в свою очередь, зовут гориллами. А таким, как ты, плевать. Тебе все равно. Сам ты охотиться на людей не пойдешь, но напишешь об этом. И размажешь человеческую кровь по газетной странице. И тебе не важно, чья это кровь, лишь бы кровь.
– Господь с тобой, Шеп…
– Хорошо, я скажу тебе кое-что. Можешь написать, что Финну нечего показывать и нечего сказать. Можешь написать, что он трясется от страха. Напиши, что его как следует щелкнули по носу…
– Шеп, ты меня разыгрываешь!
– Он не осмелится показать то, что у него есть.