— Я слишком долго живу на этом свете, чтобы вообще чего-либо бояться!

— Отлично, значит, мы договорились. — Вориан никогда не давал угаснуть своей дерзости и самоуверенности.

Титан резко повернулся, явно рассерженный бравадой сына, но сумел сдержаться.

— И ты думаешь, что сможешь чего-то добиться от Квентина Батлера?

Вориан скрестил руки на груди. Он делал все, чтобы не дрогнуть перед устрашающим видом титана.

— Да, я так думаю, отец. Квентин и я были боевыми товарищами. Я был его начальником. Он уважает меня и знает, как доблестно я сражался в рядах армии Джихада. Даже если Квентин не согласится с моим выбором, он все же выслушает меня. Это уже больше, чем то, чего вы пока смогли достичь.

Громкоговоритель кимека захрипел и заскрежетал, словно Агамемнон в раздумье гневно рычал.

— Ты можешь сделать такую попытку, — произнес он наконец. — Но помни, что это такой же испытательный экзамен для тебя, как и для него.

— Вся жизнь — экзамен, отец. Если я подведу тебя, то ты всегда сможешь меня наказать.

— Твое следующее наказание будет последним. Не забывай об этом, — но в голосе Агамемнона не было убежденности. Пережив однажды крушение всех своих надежд, генерал не сможет легко отказаться от вернувшегося к нему Вориана Атрейдеса.

По прошествии стольких столетий, думал Агамемнон, я не ожидал, что смогу испытывать какие-то человеческие чувства. Он от души надеялся, что не показал их Вориану.

В помещениях, расположенных под многометровыми толщами льда, царил вечный холод. В разреженном ледяном воздухе дыхание вырывалось изо рта клубящимся паром, неспешно поднимавшимся к высокому потолку. Один из неокимеков привел его в зловещий подвал, где находилась емкость с мозгом Квентина после его мятежа во время налета кимеков на эскадру Фейкана.

Великий примеро, освободитель Пармантье и Хонру, командующий силами Джихада, являл собой теперь жалкий кусок морщинистой мозговой ткани, плавающий в фосфоресцирующей электрожидкости. Емкость стояла на полке, как оставленная на всякий случай запасная часть. После смелого предупреждения, сделанного Фейкану, мозг Квентина доставили обратно на Хессру, извлекли из корпуса и лишили тела, а заодно и всякой возможности к передвижению. Теперь он находился здесь, в ловушке, из которой не было выхода.

Когда Вориан увидел эту печальную картину, в горле у него встал ком, и он едва не лишился дара речи.

— Квентин? Квентин Батлер!

Пораженный до глубины души Вориан обернулся, чтобы задать этот вопрос сопровождавшему его неокимеку, но тот, грохоча железными ногами, уже покинул помещение и вышел в коридор. Оставалось надеяться, что у Квентина сохранились сенсоры и громкоговорители, с помощью которых он мог общаться с внешним миром.

— Я не знаю, насколько хорошо ты можешь видеть и узнаешь ли ты меня, Квентин. Я верховный башар Вориан Атрейдес.

— Я вижу. — Голос послышался из динамика, укрепленного на стене недалеко от емкости. — Я вижу еще один дешевый трюк.

— Я не иллюзия. — Вориан понимал, что кимеки подслушивают каждое сказанное им слово, поэтому надо было соблюдать максимальную осторожность. Любой нюанс, любая фраза будут восприниматься с подозрением. Каким-то образом надо было внушить Квентину, что он искренен, но в то же время не выдать кимекам тайных планов.

— Титаны манипулировали тобой, подвергали тебя пыткам, но я реален. Я воевал бок о бок с твоими сыновьями. Я побывал на Пармантье и первым принес в Лигу страшную весть о смерти Рикова и его супруги от Бича Омниуса. Однажды я сопровождал тебя к Вандре в Город Интроспекции — помнишь, была весна, деревья в цвету. Я тогда говорил тебе, что всегда питал слабость к Вандре, младшей дочери Ксавьера. Тогда ты рассердился на меня зато, что я упомянул имя Харконнена. Ты помнишь тот день, Квентин?

Мозг отставного примеро долго молчал, прежде чем наконец заговорить:

— Кимеки знают о взаимодействии лазера с защитным полем. Это я… я сказал им об этом. Они едва не убили Фейкана.

Понимая, что этот предмет разговора может быть опасным, Вориан решил сменить тему.

— Фейкан теперь полноправный вице-король Лиги. Ты знал об этом? Он вступил в должность, когда ты с Порее Бладдом был в отъезде. Ты можешь гордиться сыном.

— Я всегда им гордился.

— А твой младший сын Абульурд… — Вориан положил руки на холодную стенку емкости. — Я позаботился о том, чтобы ему был присвоен чин башара четвертого ранга. Я сам прикрепил к его мундиру знаки различия. Думаю, что это был счастливейший день в его жизни, но он был опечален тем, что ты не смог присутствовать при церемонии.

— Абульурд… — произнес Квентин, словно с трудом вспоминая, о ком идет речь.

Вориан знал, что старый ветеран неприязненно относился к младшему сыну.

— Ты был несправедлив к нему, Квентин. — Вориан чувствовал, что суровый тон будет самым действенным. — Он талантливый, умный молодой человек, и он был прав, взяв имя Харконнен. Могу со всей ответственностью утверждать, что все легенды, которые ты слышал о Ксавьере, — это злонамеренная ложь с начала и до конца. Его сделали козлом отпущения, чтобы укрепить силы Джихада. Я образовал комиссию по реабилитации. Настало время залечить эту рану. Что же касается Абульурда… то он никогда не сделал ничего такого, что могло бы тебя разочаровать.

— Я был несправедлив к младшему сыну, — согласился Квентин, — но теперь поздно жалеть об этом. Я никогда больше не увижу его. Я ничего не могу поделать с прошедшей вечностью — только думать и сожалеть о старых ошибках. Я ненавижу себя таким, каким я стал. Если ты действительно сохранил привязанность ко мне, если ты любишь меня и уважаешь, Вориан Атрейдес, то единственное, что ты можешь сделать, — это разбить об пол эту проклятую канистру, в которой плавает мой мозг. Я пытался сопротивляться, но они лишили меня последнего шанса. Я хочу умереть. Вероятно, это единственный способ хоть как-то досадить им и помешать их планам.

— Это было бы слишком просто, Квентин, — резко возразил Вориан. В голосе его зазвучали командные нотки, выработанные за долгие десятилетия службы в армии. — Теперь ты кимек. У тебя появилась уникальная возможность сражаться бок о бок с генералом Агамемноном. Без тебя, без меня кимеки скорее всего нанесут смертельные удары по беспомощному человечеству, станут такой же страшной угрозой людям, какой были мыслящие машины. Когда-то ты говорил мне, что Батлеры никому не слуги. Это верно. Мы лидеры, командиры — ты и я. Если мы решим сотрудничать с ними, то сможем помочь наладить отношения между людьми и кимеками.

Вориан даже самому себе казался достаточно убедительным.

— Но титаны откажутся вести какие бы то ни было переговоры, пока не укрепят свои позиции. Я много раз сам призывал к их уничтожению. У них много причин опасаться угроз со стороны Лиги.

Но ключом к миру могут быть наши знания и опыт. Если ты поможешь им, то у человечества появится большой шанс на мир и процветание. В долгосрочной перспективе, если ты поможешь кимекам, то тем спасешь множество человеческих жизней. Ты понимаешь это? — Страстность Вориана, по его мнению, была вполне достаточна для того, чтобы убедить в его искренности подслушивавших Агамемнона и Юнону. — Ты должен отбросить свои предрассудки, Квентин. Джихад закончен. Нас ожидает новая вселенная.