После того как Молотов зачитал свой проект, Лаврентий Павлович снова поднял голову и повторил:

— Я не понимаю, зачем ускоренно насаждать социализм там, где он сам возникнет? Со временем вы осознаете, что если мы сейчас будем торопить немцев с индустриализацией и милитаризацией, торопить их врастать в социализм, как это делает Ульбрихт, то нам придется им постоянно помогать. Вспомните, сколько трудностей пришлось перенести Союзу, пока была нащупана оптимальная модель организации хозяйства. Придется отрывать от себя крайне нужные вещи ради пресловутой коммунистической солидарности, нам придется отказаться от репараций. Вся Варшава строится из советского кирпича, а нам все мало? Вы хотите еще одну страну повесить себе на шею, а вы уверены, что они нас не продадут при удобном случае? Вон поляки, как мне докладывают, все больше смотрят в сторону Запада. Они уже забыли, что Советский Союз спас поляков от голодной смерти, — он посмотрел в бумажку, которую держал в руке, и зачитал: — В период с марта по ноябрь 1945 года советское правительство передало населению Польши и на посевную кампанию продовольствия и фуража на сумму более 1,5 миллиарда рублей, включая более 130 тысяч тонн продовольствия, 20 тысяч тонн хлопка, 100 тысяч тонн крупных кож, а также 2 тысячи грузовых автомобилей. На нужды польских рабочих из ресурсов Белорусских и Украинского фронтов было передано более 8 тысяч тонн мяса. Вам что, мало Тито, который наши деньги истратил себе на дворцы? Скоро эти хвосты будут нами управлять, как собакой. Вы помните, сколько художественных ценностей уничтожили нацисты в нашей стране, — так мы и до возвращения картин Дрезденской галереи дойдем…

Берия предложил притормозить в ГДР, так как в в СССР нет лишних денег для помощи немцам. Самим бы выбраться из войны. В конце своего выступления Берия поднял вопрос о Корейской войне. «Необходимо срочно завязывать с Корейской войной, — жестко сказал Берия. — Если бы не наши герои-летчики, то сейчас мир бы был уже втянут в третью мировую войну». Память Берии немедленно предоставила ему нужные цифры: лучший советский ас Корейской войны Пепеляев сбил 23 американских самолета, лучший американский ас капитан Макконел сбил 16 советских, китайских и корейских самолетов, а второй ас США капитан Джабара сбил 15, и его, кстати, тоже сбил Пепеляев.

Булганин выступал против, утверждая, что, наоборот, необходимо ускорить строительство социализма в ГДР. Хотя он завизировал проект Берии от 6 мая, но теперь вдруг выступил против. Его поддержали Молотов и Каганович. Спор был решен двумя молодыми членами Президиума — Сабуровым и Первухиным. Берия, Первухин, Сабуров и Маленков, Ворошилов и Микоян голосовали за проект Берии. Хрущев воздержался.

— Лаврентий, ну нельзя же быть таким национальным эгоистом, — укорил коллегу Молотов.

— Ага, а им можно нас уничтожать, расстреливать, насиловать? Вы думаете, что это Гитлер только виноват? Нет, виноват весь немецкий народ, который радостно воспринял идеи освобождения жизненного пространства. Вспомните, как были довольны немцы, которым доставалось имущество репрессированных еще до войны евреев. И это в своей стране!

Молотов упорно продолжал стоять на своем:

— Нам нужно расширение нашего рынка, технологической пирамиды. Товарищ Сталин не зря взял под свое крыло страны Восточной Европы, он хорошо понимал, что в будущем победит тот, у кого эта пирамида будет шире. Он вытеснил доллар из обращения в странах наших союзников.

— Это все верно, но для будущего, а вы знаете, как живут наши крестьяне, задавленные непомерными налогами? Может, есть смысл сначала их подкормить, а потом задумываться о великом будущем? Может, чуть придержать слишком ретивого Ульбрихта, а еще лучше — заменить его кем-то более прагматичным. Он уже себе культ личности отгрохал, не хуже, чем был у товарища Сталина, но разве можно его сравнить с нашим вождем?

Зачем надо было ввязываться в Корейскую войну в отсутствие товарища Сталина? Это я тебя спрашиваю, Николай, — обратился Берия к Булганину. — Спрашивается, зачем расстреляли Сланского в Чехословакии, зачем надо было сажать в тюрьму Гомулку в Польше, Надя в Венгрии, казнить Райка в Венгрии и Костова в Болгарии? Все это еще очень и очень может нам аукнуться.

«Вы знаете, что 13 и 16 мая на сталелитейном заводе в Лейпциге бастовали 900 рабочих, стачки прошли и на других заводах? — спросил Лаврентий. — Самое интересное, что требования бастовавших постепенно приобретали политическую окраску. Существенным стимулом к началу протестных акций послужило решение пленума ЦК СЕПГ о 10-процентном повышении норм выработки, то есть восточногерманские рабочие должны были работать теперь на 10 % больше, а зарплаты при этом снижались на четверть».

Берия настаивал: «У нас немецкие национал-социалисты частенько становятся просто некими абстрактными “фашистами”: а вдруг товарищи в ГДР обидятся — ведь там каждый второй партийный деятель в прошлом как раз таковым и являлся… У нас почти намертво табуировано воспоминание о том, что в составе вермахта отличились и украинские, и прибалтийские, и кавказские, и крымско-татарские, и прочие коллаборационисты: у нас же многонациональный советский народ, и, кто старое помянет, тому… Я не говорю, что об этом нужно кричать на каждом углу, но и забывать не следует».

Далее Лаврентий сказал: «Нам нужна только мирная Германия, а будет там социализм или не будет, нам все равно. Единая Германия, пусть и объединившаяся на буржуазных началах, станет серьезным противовесом влиянию США в Западной Европе». Берия считал, что нейтральная Германия будет противостоять Англии и США, раздирая Запад противоречиями, без общего командира, как США. Однако если ФРГ войдет в блок НАТО, и если там разместят бомбардировщики В-29, то они легко долетят до Москвы с атомными бомбами. Чтобы этого не допустить, требуются новые самолеты, лучшие чем МиГ-15 или ракеты.

Берия утверждал, что нейтральная объединенная Германия укрепит положение СССР в мире. Берия пытался пробить стену догматизма: «Не нужно именно сейчас ускоренно строить социализм в ГДР, не нужно насаждать колхозы, от которых крестьяне бегут на Запад…» Но это шло вразрез с намерениями лидеров ГДР стать микрокнязьками на востоке Германии. В единой объединенной Германии им пришлось бы работать по специальности. Ульбрихту, например, — столяром.

Молотов встретил это заявление Берии в штыки. Обычно невозмутимый, сейчас он почти кричал:

— Отказ от создания социалистического государства в Германии будет означать дезориентацию партийных сил не только в Восточной Германии, но и во всей Восточной Европе в целом. А это, в свою очередь, откроет перспективу капитуляции восточноевропейских государств перед американцами. Можно не идти так ретиво, как это делает Ульбрихт, но идти к социализму нужно. Тем более что Запад уже не согласится на мирное объединение Германии на наших условиях.

— Хорошо, — кивнул Берия, не любивший таких долгих обсуждений без единой аргументации, — согласимся на том, что форсированное движение к социализму в Восточной Германии следует притормозить, но строить там дружественный режим будем.

Позиция Берии вынудила Молотова радикально переработать проект решения Совмина. Были внесены соответствующе поправки: критиковалось не направление развития общества в Восточной Германии, а скорость. Предлагалось отказаться от курса на резко ускоренное строительство социализма в ГДР. Притеснение евангелической церкви было названо серьезной ошибкой. На том и порешили. Проект постановления «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР» был принят единогласно. В постановлении был записан вывод: без наличия советских войск существующий в ГДР режим неустойчив. Было решено не слишком форсировать строительство социализма в ГДР, но при этом придерживаться «твердой линии».