Он посмотрел на Туркоса, и тот кивнул.

– Я слышал то же, – сказал он. – Ты, может быть, знаешь больше.

– Да, я повстречался с сэссагами, которые там отметились. Они сказали, что Диким крепко досталось. Это неважно… но альбанским купцам пришлось туго. Ты же знаешь, что они ездят на ярмарку в Лиссен Карак, а после купцы везут меха караванами за горы, в Тикондагу…

Туркос уже лихорадочно писал на восковых дощечках.

– Ты этого не знал? – спросил охотник.

– И да, и нет, – улыбнулся Туркос.

Тот принял вино из рук Прыгучей Форели. Утренний Дикобраз, ее угрюмый муж годами старше, налил себе кружку густого эля и присел рядом.

Маленький Лук любил говорить на публику. Он начал усердно жестикулировать, а голос понизил:

– Теперь торговле в Тикондаге не бывать, а граф, который и в лучшие времена – большая скотина, готовится развязать войну.

– Знаю, – кивнул Туркос. – Я только что оттуда.

– Тогда я подался в Осаву, – продолжил Маленький Лук. – На обратном пути мы высадились в Мон Реале. Там стоят галлейские корабли – три больших округлых корабля и этрусская боевая галера.

Туркос снова начал писать.

– Ты говорила, что этруски не торговали в этом году, – заметил он.

– Говорила, – согласилась Прыгучая Форель.

– Там – тоже, – сказал Маленький Лук тоном всезнайки. – Ни одного этруска не было. А на торговом побережье болтали, будто этрусков перебили галлейцы, но галлейский купец, который был довольно любезен с моей женой, сказал ей, что три этрусских корабля уничтожены силками.

Казалось, в доме похолодало.

– Силки – миф, – сказал Туркос.

Прыгучая Форель вынула трубку. Она поднесла к жаровне вощеный фитиль, затем зажгла им толстую свечу в красивом, альбанской работы подсвечнике и уже от нее раскурила трубку. Угнездив чашу в левой руке, она поймала в горсть правой клуб дыма и направила его вверх. Из дыма соткались символы.

– Силки не миф, – возразила она будничным тоном и протянула трубку мужу. Тот молча пыхнул. – Они являются каждые двадцать лет. Их год не нынешний. Их год следующий.

Маленький Лук поджал губы.

– Ну, этого я тоже не знаю, – сказал он.

– Как и я, – подхватил Туркос. Он достал из заплечного мешка флягу и всем понемногу плеснул мальвазии. – Столько нового за обед, что и за лето не соберешь.

– Я еще не дошел до главного, – сказал охотник. – У этих галлейцев прорва солдат. Жена у меня симпатичная. А солдаты болтают, – кивнул он. – Они говорят, что собираются взять Тикондагу. – Для пущего эффекта он выдержал паузу. – Для Галле.

– Пресвятая Богородица, – пробормотал Туркос.

– Это после того, как они малость потрепали Южный Хуран, – добавил тот, берясь за трубку.

Туркос едва удержался, чтобы не встать и не поспешить к выходу.

– Успокойся, я услыхал это всего три дня назад. Они еще не выступили, – сказал охотник. – Но войско у них немалое. Больше сотни каноэ. Оружия столько, что нам такое в диковину.

– А я торчу здесь, – покачал головой Туркос.

– Ты быстро обойдешь Мон Реаль, – сказал охотник. – Обгони их по реке, и им тебя нипочем не взять.

– Я всегда ходил берегом Великой реки и не знаю обходного пути, – признался Туркос.

Маленький Лук ощерился в примечательно беззубой улыбке.

– Что ж… за скромное вознаграждение…

– Сможешь выступить завтра? – спросил Туркос.

– Деньги вперед. Без обид, партнер… но жене нравится цвет серебра.

Туркос откинулся на стуле.

– Я не ношу серебра в землях Диких.

Он отсчитал три увесистых золотых морейских бизанта. Четвертый вручил Прыгучей Форели, и та благодарно кивнула. Даже ее муж хрюкнул.

С утра вода была теплее, чем воздух, а Великую реку накрыл туман. Маленький Лук встретил Туркоса во дворе длинного дома. С ним было небольшое стадо вьючных животных, нагруженных мехами.

Туркос купил еще двух вьючных лошадей, сам он был в сапогах и при шпорах. При виде мехов поднял брови.

– Я думал, ты свои уже распродал.

– Взял твои деньги, скупил в деревне все шкуры и заплатил щедро, – признал охотник. – Раз уж поведу тебя в Осаву, то можно и заработать.

Туркос рассмеялся и показал коротышке своих лошадей, навьюченных шкурами бизонов и белых медведей, а одна была волчья, огромная. Тогда расхохотались оба.

– В путь, – сказал Туркос.

Подгоняемые зимой, они двинулись краем северных лесов. Ветер мечом рассекал пустошь, а ночи были так холодны, что жар костра ощущался лишь на расстоянии вытянутой руки, но снег еще не выпал, почва была тверда, и продвигались они быстро. Болота удавалось пересечь, а в чащах голые деревья и кустарник обещали большую безопасность, чем летом. В первый же день они заметили на севере рхуков, но ехали слишком быстро, чтобы встревожиться. На третий засекли в болоте устеноха, который общался с оленем, оба взламывали лед огромными рогами, но путники остановились на узком кряже, и великанские зверюги не обратили на них внимания.

Дни были коротки, а они гнали вовсю и меняли лошадей на каждой стоянке. Через три дня Туркос остановился переодеться. Маленький охотник был человеком закаленным, Туркос мало встречал таких – выносливость, с которой он оставался в седле, была невероятна, а лагерь он разбивал так же быстро, как все знакомые Туркосу пришедшие из-за Стены.

Маленькая клеенчатая палатка Туркоса привела его в восторг.

– Забавно, – сказал он, но после первой ночевки помог ее сложить и заметил: – Недурно. Все лучшие игрушки при тебе, – добавил он, восхитившись морейским мечом в комплекте с топором.

До Мон Реаля осталось три дня пути, и разведчики провели их на северном берегу.

– Прикрой свое железо плащом, – сказал Маленький Лук.

Они привязали лошадей и подползли к обрыву.

– Неделю назад здесь было полно каноэ и галер, – тихо проговорил Маленький Лук. – Они ушли.

Туркос отметил точность сообщений о кораблях – он зарисовал три больших округлых судна и новые укрепления, которые возводились на островной косе, где те стояли на якоре.

– Идем, напарник, – позвал Маленький Лук. – Стемнеет еще не скоро.

Два дня спустя они наткнулись на флот каноэ, который как раз сворачивал с Великой реки к морейским приозерным постам.

– Он, может быть, идет в Тикондагу, – сказал Туркос, но и сам себе не поверил.

Каноэ было намного больше сотни – на самом деле он насчитал почти триста. Крупнейшее соединение, какое он видывал в северной стране с тех пор, как стал разъездным офицером, и целью был его народ и его фактории. Он испытал невыносимую горечь: провал. Наверное, неправильно истолковал знаки.