держал, но не говорил с ней, возможно, потому, что плакала она так громко, что «все равно его не услышала бы». Она сказала, что все ее тело «сотрясалось» от сильных рыданий.

Первым, что отец ей сказал спустя несколько минут, было:

– Господи, Патти Энн, твое лицо в беспорядке…

От слез у нее потекла тушь и подводка для глаз, а закрывая лицо руками, она размазала их по щекам. Фрэнк Коломбо отпустил ее руку и встал, чтобы подняться по лестнице, но там уже стояла Мэри Коломбо, передавая коробку салфеток. Патрисия видела только ее руку, но подумала, что мать, скорее всего, начала спускаться в коридор, потому что услышала, как отец повторил: «Я сказал, что справлюсь с этим». Затем Фрэнк Коломбо вернулся к дочери, протянул ей коробку салфеток и снова сел. Патрисия, как могла, вытерла глаза, щеки и рот.

Через пятнадцать лет Патрисия не могла сказать, как долго они разговаривали с отцом, Однако не очень долго – по ее оценке, скорее всего, минут тридцать самое большее. (Убийства, вопреки почти всем гипотезам, по всей вероятности, произошли не с одиннадцати вечера до полночи, а в районе десяти вечера. Машина, громкий шум которой услышала Джорджия Брукс, а потом увидела ее перед домом Коломбо около 22:30, скорее всего, и был «Бьюиком» 1968 года с Фрэнком за рулем, автомобиль, несмотря на новый шланг радиатора, который Делука накануне сменил, все еще работал очень плохо).

Хотя Патрисия не уверена, сколько прошло времени, состоявшийся разговор она ясно помнит. Она – «просила и умоляла», – сказала она, – позволить ей вернуться домой. И отец ей отказал.

– Ты слишком деструктивна для этого дома, – сказал ей Фрэнк Коломбо. Патрисия, даже не задумываясь, поняла, что он употребил не свои слова, а слова Мэри. Фрэнк Коломбо никогда не сказал бы «слишком деструктивна», такое выражение он мог позаимствовать только у жены. И Патрисия, и отец знали, что Мэри сидела совсем рядом с лестницей и слушала их разговор. Патрисия не сомневалась, что отец не разрешил ей вернуться домой не по своей воле, а из-за жены. И, много лет размышляя над этим, она пришла к выводу, что это решение не было окончательным, просто временным, пока отец не сможет найти компромисс с матерью. Она убеждена, что родители, если бы им дали несколько дней обдумать искренность ее желания, позволили бы ей вернуться и в «зрелом возрасте девятнадцати лет» начать жизнь заново. Но на данный момент ответ был отрицательным.

«Тандерберд» Фрэнка Коломбо был припаркован на подъездной аллее, ближайшей к входным дверям. Патрисия поставила «Олдсмобиль» рядом с ним, ключи она оставила в замке зажигания. Теперь, сидя в коридоре, оба услышали, как подъехала третья машина; Фрэнк Коломбо подумал, что это приехал брат. Он посмотрел на часы на запястье.

– Зачем, черт возьми, Марио приезжает так поздно? – сказал он больше себе, чем Патрисии.

Фрэнк Коломбо встал и открыл внутренние входные двери. Мгновение спустя Фрэнк Делука открыл наружные двери.

Патрисия говорит, что она тогда замерзла.

Это был первый раз, когда двое мужчин встретились лицом к лицу после столкновения на парковке «Уолгрин» десятью месяцами ранее. Она ожидала немедленного взрыва. К ее удивлению, его не последовало.

– Я приехал забрать Патриш домой, – сказал Делука.

Фрэнк Коломбо ничего ему не ответил, вместо этого он сказал Патрисии:

– Иди, приведи себя в порядок. Тебе лучше пойти с ним.

Патрисия могла только ошеломленно смотреть на двоих мужчин. То, что происходило, казалось сном или телепередачей немного не в фокусе. Все внезапно «стало как в замедленной съемке».

– Давай, – сказал отец, – приведи себя в порядок. Потом поедешь с ним. Туда, где тебе и место.

Патрисия молча встала и пошла на нижний уровень, в ванную комнату, когда-то принадлежавшую ей. Спускаясь вниз, она услышала, как отец снова заговорил.

– Раз у тебя есть на чем добраться до дома, оставь «Олдсмобиль» здесь. Дай мне ключи.

– Я оставила их в машине, – сказала Патрисия. «Я их принесу», – услышала она слова Делуки.

Патрисия вошла в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела, что ее отец был прав, ее лицо было в ужасном беспорядке: тушь была размазана по волосам и до самого уха с одной стороны, и по шее – с другой. Она сняла пальто, включила воду и умылась.

По ее словам, только она вытерла лицо и руки и повесила полотенце, как услышала два, один за другим, выстрела. Она вспоминает, что повернулась посмотреть на себя в зеркало, и ясно помнит, как подумала: «Боже мой, папа убил его».

Много лет спустя Патрисия догадалась, что она подумала так, а не наоборот, скорее всего, потому, что она с Делукой, а также с Лэнни и Романом вели множество разговоров, в которых отец пытался убить Делуку, а кроме того, фактически не раз ему угрожал.

– Думаю, я была на это запрограммирована, или, возможно, сама себя запрограммировала, – сказала она. – Это единственное, что приходит мне в голову. Но, как бы то ни было, моя самая первая мысль была, что папа застрелил Фрэнка. Мне никогда не приходило в голову, что это Фрэнк застрелил папу.

Патрисия утверждает, что понятия не имеет, как долго она там стояла, парализованная мыслью, что отец застрелил Фрэнка Делуку. Она клянется, что два выстрела – это все, что она слышала. Когда она наконец взяла себя в руки и бросилась обратно к лестнице, Делука, спустившись из гостиной, встретил ее в коридоре. Он грубо схватил ее за плечо и заставил подняться по лестнице на главный уровень.

– Посмотри, что ты наделала! – крикнул он, повернув ее сначала к лежащему на полу в гостиной отцу, а потом к лежащей в коридоре матери. Она говорит, что ее разъяренный любовник снова и снова повторял: «Посмотри, что ты наделала!»

Наконец он отвел ее обратно в коридор и поставил в углу, где открывались внутренние двери.

– Я все исправлю, – сказал Делука. – Не волнуйся, я вытащу тебя из этого.

Через несколько минут Делука спустился и снова взял ее за руку. Его рука на рукаве ее блузки была мокрой.

– Садись в «Олдс», – сказал он, – и езжай за мной.

Она почувствовала, как он ее встряхнул.

– Ты понимаешь?

Патрисия кивнула, и Делука проводил ее из дома к «Олдсмобилю». Он посадил ее за руль. Ключи все еще были в замке зажигания, где она их и оставила. На мгновение ей показалось, что она только что приехала и еще не была в доме.

– Езжай за мной, понимаешь? – повторил Делука.

– Хорошо, – сказала Патрисия,