— Зачем мне учить слова, когда я сам написал пьесу! — рявкнул Хьюни.

Это был лысый бородатый мужчина, похожий на престарелого вельможу, чье излюбленное занятие — предаваться воспоминаниям о славных днях молодости.

— Написать монолог и произнести его со сцены — это далеко не одно и то же, дружище Невин, — наставительно изрек Финн Теодорос. — Забирайся в фургон, юный Тим. Мы поговорим, пока ты будешь есть.

Внутри тесного фургона поэт опустился на узкую постель и указал на прикрытую крышкой миску, стоявшую на полке. Судя по многочисленным свиткам пергамента, перьям и банкам с чернилами, полка служила также и письменным столом.

— Я не захватил для тебя ложку, так что есть придется руками, — спохватился поэт. — Можешь ополоснуть их вон там, в тазике.

Пока Бриони поглощала чуть теплое тушеное мясо, Теодорос наблюдал за ней со снисходительной улыбкой.

— Знаешь, ты вполне годишься для ролей молодых девушек, — сказал он. — В труппе у нас был юноша для таких ролей, да только в Сильверсайде он решил с нами расстаться. На беду, влюбился в какую-то местную девицу. Для бродячих трупп вроде наших подобная пылкость чувств — настоящий бич. Теперь нам очень не хватает актеров, способных играть юных красавиц. Фейвал не в силах взять на себя все женские роли, а Пилни слишком уродлив. Он может играть только вдов, служанок и кормилиц. А чтобы нанять нового актера, требуются деньги, которых у нас нет.

— Но я… не могу быть актером, — судорожно сглотнув, пробормотала Бриони. — Нет, нет, милорд, у меня ничего не получится. Я никогда в жизни не выходил на сцену.

— Полагаю, ты себя недооцениваешь, — насмешливо вскинув бровь, изрек Теодорос. — Девочка, решившая притвориться мальчиком, просто создана для сцены. Остается, так сказать, добавить еще один виток: ты станешь девочкой, которая притворяется мальчиком, который, в свою очередь, притворяется девочкой.

— Вы… догадались, — выдохнула Бриони.

— Это нетрудно, дитя мое, — рассмеялся Теодорос. — На этот раз ты переоценила свои способности. Настоящего актера не провести — по крайней мере, такого стреляного воробья, как я. Ты еще не появилась на свет, а я уже затягивал мальчишек в корсеты и румянил им щеки. Что касается сцены, это не то место, куда тащат насильно. Тебе решать, хочешь ли ты участвовать в представлениях. Если нет, я подыщу для тебя какую-нибудь другую работу. Спать ты будешь здесь, со мной, так что разоблачения можешь не опасаться…

Очередной кусок тушеного мяса чуть не застрял у Бриони в глотке. До сей поры она общалась с поэтами не слишком близко, однако была наслышана об их вольных нравах.

— Я буду спать… с вами… — растерянно пробормотала она.

Теодорос протянул руку и похлопал ее по колену. Бриони сморщилась и едва не уронила миску.

— Глупое дитя, — вздохнул поэт. — Окажись ты и в самом деле мальчиком, у тебя были бы основания меня опасаться. Но девочки меня не волнуют, так что можешь спать спокойно. Педдир Мейквелл тоже не станет досаждать тебе своими домогательствами, поскольку считает, что ты моя добыча. Педдир охоч до пригожих мальчиков, но перечить он не посмеет. Хотя наша труппа носит его имя, мы держимся на плаву лишь благодаря моим связям в Тессисе.

— В Тессисе? Значит, вы направляетесь в Сиан?

От радости у Бриони голова пошла кругом, и она едва не свалилась с шаткой табуретки.

«Благодарю тебя, добрая Лисийя, — проговорила она про себя. — И тебя, милостивая Зория».

— Да, именно эта благословенная страна является конечной целью нашего путешествия, — кивнул поэт. — Но до приезда в Тессис мы дадим несколько представлений в провинциальных городах. Мы еще ни разу не играли на публике трагедию «Похищение Зории». Да будет тебе известно, спектакль необходимо обкатать, прежде чем представить его на суд взыскательных столичных зрителей.

— «Похищение Зории»? Я не совсем поняла…

— Это новая пьеса, ее сочинил твой покорный слуга. Как ты можешь догадаться по названию, в центре сюжета — похищение Зории коварным соблазнителем Хорсом. Он заточил непорочную деву в своей башне, тем самым положив начало великой войне богов. Не представляешь, какое эффектное будет представление! Тут тебе и гром, и молния, и наводящие трепет голоса богов, раздающиеся откуда-то сверху. И все, как говорится, сделано на медные гроши! — Теодорос довольно улыбнулся. — Честно признаюсь, эта трагедия — предмет моей особой гордости. Уверен, публика в Сиане оценит ее по достоинству.

— Но вы… вы ведь родом из королевств Пределов. Почему же вы решили отправиться так далеко, в Сиан? Чем вам не угодили зрители Южного Предела?

— Сразу видно, что ты не имеешь ни малейшего понятия о нашем ремесле и о том, как мы зависим от прихотей сильных мира сего, — сказал Теодорос, и его улыбка погасла, — Наша труппа прежде принадлежала графу Рорику, она перешла к нему по наследству от отца. Во всем Южном Пределе мы не знали себе равных и пользовались заслуженной славой. Если тебе доводилось слышать, будто труппа лорда-кастеляна могла сравниться с нашей, знай — это полная чушь. Сначала мы играли в театре «Небесный свод». Когда он сгорел, два лучших театра, «Сокровищница» и «Одейон», расположенный за стенами замка, боролись за честь предоставить нам свои подмостки. Но ты, наверное, знаешь, что молодой граф Рорик погиб.

— Погиб? Рорик Лонгаррен?

Лишь после того, как слова слетели с губ, Бриони осознала: то, что она знает полное имя графа, может показаться странным ее наблюдательному собеседнику.

— Увы, это так, — кивнул Теодорос. — Судя по слухам, граф был убит в сражении с сумеречным воинством на поле Колкан. Наследников у него не осталось, и мы потеряли покровителя. Лорд Толли, взявший в свои руки бразды правления, не слишком жалует актеров. По крайней мере, тех, кто стяжал славу при прежнем короле. Нас он лишил всякой поддержки, зато осыпал милостями весьма заурядную труппу. Впрочем, этот сброд уместнее назвать шайкой! Бьюсь об заклад, прежде они промышляли воровством и разбоем. Возглавил эту шайку некий барон Кроуэл — молодой человек, мягко говоря, весьма скромных умственных способностей. А перед нами встал выбор: умереть с голоду или двинуться в путь. Мы выбрали второе. Как говорится, умереть мы всегда успеем, — завершил драматург с грустной усмешкой.

Потом Теодорос вышел из фургона, дабы присоединиться к сидевшим у костра товарищам. Бриони свернулась калачиком на полу и накрылась толстым дорожным плащом хозяина. Устраиваться на кровати она не стала — во-первых, ложе было слишком узким, а во-вторых, несмотря на особые вкусы Теодороса, ей не хотелось ввергать его в искушение. Она думала о кузене Рорике, погибшем в битве с сумеречным воинством. Бриони никогда не питала к Рорику Лонгаррену особой привязанности, но осознавать, что его больше нет в живых, было грустно. Он пал в том же сражении, из которого не вернулся Баррик. Принцесса опустила отяжелевшие веки. Голоса и пение, доносившиеся из-за стен фургона, сливались в одну успокоительную мелодию. Томительному одиночеству пришел конец. Ее вновь окружали люди, пусть не слишком любезные и воспитанные. Сладкая дрема быстро овладела девушкой. Если ей и снились какие-то сны, утром она не могла их вспомнить.