Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди показался серый в сером небе Автозаводской мост и ниже такие же серые провода контактной сети линии железной дороги. Смердову никто не встретился. Несколько работяг о чем–то разговаривали в торце склада у противопожарного щита.
Смердова они пропустили, замолчав.
" Что–то химичат…»
Дом в конце фабричного двора был именно таким, как обрисовал его Голицын — из щербатого, не потерявшего с годами яркости кирпича.
Где–то за стеной, внутри, работало радио.
Передавали материалы съезда. Смердов расслышал:
" Встречают бурными аплодисментами…»
Съезд заканчивался.
Надо было решать — предпринимать ли новую попытку или отказаться…
Времени не оставалось.
Смердов поднялся на второй этаж.
Место это он уже представил себе со слов Голицына: пустая коммунальная кухня на несколько столиков, грубая стандартные дверь напротив…
Смердов постучал.
— Из милиции… — Он отступил, предупрежденный о вздоном нраве хозяина.
— Сейчас… — Голос был женский.
Он слышал, как скрипнули пружины матраса или дивана, кто–то босиком прошлепал к двери. Отбросил крючок.
— Вам кого?
Молодая полуодетая женщина безуспешно поправляла воротник теплого, измочаленного вконец халата. Воротник не хотел опускаться, между пуговок мелькала полная шея, белая тяжелая грудь.
— Все, наверное, насчет Анчиполовского?
Лицо было тоже чистое, большое. Круглые глаза навыкате, по–коровьи вспухшие губы.
От женщины исходили невидимые, но ясно ощутимые токи.
Смердов знал, как себя в этих случаях вести — уверенно положил ей руку на грудь. Женщина словно сразу потеряла силы, попятилась назад, ничего не спрашивая, не отвергая. Колени ее подгибались.
Смердов, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь.
Комнатка оказалась тесной — две трети занимала широкая двухспальная кровать, сбоку у маленького окна стояли еще овальный стол и сервант.
— Крючок…
Теперь они были сообщниками.
Наброшенный крючок словно замкнул цепь между разноименными полюсами.
Они не разговаривали — перегородки были слишком тонкими.
Смердов вошел рукой в прорезь ее халата.
Высокого напряжения ток, истекая, уже не позволил им разъединиться. Женщина всем телом приникла к нему, так, будто ждала этой минуты всю жизнь.
— О–о…
Уехал Смердов несразу.
Женщина сходила на кухню, заварила кофе.
Смердов выпил — не хотел ее обидеть.
Кофе был слабый, она подала его в преогромных, ядовито–зеленого цвета бокалах, которые перед тем достала из серванта.
У нее оказался на удивление легкий характер.
За кофе он расспросил ее о том, что его на этот момент интересовало. Она доверчиво рассказала обо всем, что знала.
— Вокзальная милиция. Эта всю дорогу сюда ездит!
— Вокзальная?! — Смердов был удивлен.
— Ну! Всем надоели! Напрописывали кавказцев, теперь ищут…
— И как часто?
— В этом месяце раза три были. А сколько повесток прислали — это ведь уму непостижимо… Ты, может случится, позвонишь мне на работу? — спросила без перехода. — В кино сходим.
— Может…
Смердов погладил ее по лицу. У нее была атласная кожа.
Работала она кукольницей. В детской студии.
— А куда их потом девали, повестки?
— А так и лежат! В кухне.
Она принесла несколько штук–выцветших, мумифицированных
угроз–приказов:
" Срочно явиться»… «Повторная»…» В случае неявки…»
Некоторые из повесток были датированы еще прошлой осенью.
Голицын оказался прав. Все было связано с прописанными в доме телохранителями Джабарова. Транспортная прокуратура вызывала их в качестве
свидетелей. Вокзальная милиция пыталась исполнить постановление о принудительном приводе.
— А что кавказцы?
— Разве будут они тут жить?! Прописались и уехали.
Простились они сердечно.
На обратном пути по фабричному двору Смердов уже забыл о ней.
Прислушиваясь к равномерному оглушительному уханью в цехах, Смердов снова мысленно вернулся к своим делам. От него теперь зависело дать или нет согласие на предстоящую операцию.
К выстрелу, произведенному Субанеевым на перроне, все это вроде не имело отношения.
" Но только на первый взгляд!..»
Тревога не уходила.
" Кто–то же, однако, послал своего человека к магазину, чтобы выйти на Волокова! Но кто? Транспортная милиция? Транспортное КГБ? "
Машина все ждала его в переулке перед проходной. Водитель читал расстрепанную книгу — учебник. Он заочно учился в пушном.
— Поехали! — Смердов был уже в машине.
— В отделение?
— Если бы еще куда — я бы сказал!
Он сел сзади, широко откинулся на сиденье.
Водитель убрал учебник, включил радио.
" …Торжества коммунистических идей…»
До закрытия съезда и разъезда делегатов оставалось меньше суток.
— Убери звук…
— Есть.
Водитель спросил некстати:
— Покушать не заедем, товарищ подполковник?
— Проголодался? Или жена дома не кормит?
Водителя давно уже следовало сменить, но все не находились кандидаты. В районном управлении 33–е отделение пользовалось недоброй славой штрафбата.
— Теща! — водитель не понял сарказма.
— Давай, куда сказал, аскет…
«Лже–Анчиполовский…»
Он мысленно вернулся к характеристике, которую дал ему находившийся с ним в камере помощник. Тот определил его кратким:
" Ворина. Способен на все. И украсть, и замочить…»
Смердов вспомнил доставленного «скорой помощью» подрезаного у магазина хулигана.
" Вот с кого следовало начать!»
Мысль работала четко.
" У нас там давно не было поножовщины… Появился у магазина чужой. Он и подрезал! Вот откуда растут ноги!»
Смердов не заметил, как выбрались из переулков, свернули на Серпуховской проезд.
" Упал на штырь, видишь ли!..»
В нем поднялась злоба.
«Держишь блатной форс, сука! " Претензий ни к кому не имею!..» А, когда всадили нож, не так себя вел…»
Проверить все надо было уже сегодня. Нельзя было начинать операцию, не удостоверившись, что все спокойно и никакая неожиданность не грозит …
" Претензий нет! Ничего, скоро появятся!»
Только вот приехать в больницу на допрос следовало как можно позже, когда начальство разъедется…
МЕНТЫ
Ментов, ночевавших в поезде «Москва–Новомосковск» подняли еще затемно.
На перроне уже гремело радио: кому–то пришла в голову свежая мысль в честь съезда транслировать на весь вокзал бравурную музыку и патриотические песни…
Одновременно в штабном вагоне включили микрофон.
По составу разнеслось:
— Всему личному составу — па–дъем! — Дежурный сделал короткую паузу. — Через тридцать минут общее построение на платформе… Па–вта–ряю…
В полученной из Управления телефонограмме, подписанной генералом Скубилиным, предписывалось перед проводами делегатов провести генеральную репетицию и краткое ознакомление с материалами исторического форума…
— Через тридцать минут общее построение…
В паузу ворвался голос замполита:
— По окончанию мероприятия обеспечить явку всего личного состава на митинг! Всенародное одобрение принятых съездом решений…
Митинг должен был плавно перейти в инструктаж, очередное Большое Сидение и, наконец, в начало
