Оставим в стороне и эти домыслы – их сам Соколов не счел возможным воспризвести на страницах русского издания своей книги. История происхождения творимых легенд, рождавшихся в атмосфере не остывших чаяний прозелитов монархической идеи[442], лежит, конечно, в том тумане скрытности и фальсификации, которым были окутаны пермское, екатеринбургское и алапаевское деяния. При своем цинизме, не останавливающемся перед воскурением «революционного» фимиама отвратительной «голове медузы», как назвал Каутский «красный террор», даже большевистская власть не нашла в себе смелости сказать правду о том, что произошло в подвале Дома Ипатьева в ночь на 17 июля, что предшествовало и что последовало за этой поистине общечеловеческой традегией XX века – она наложила запрет молчания и на уста непосредственных убийц. Скрыть «правды» в истории почти невозможно. Большевистская власть достигла того только, что содеянное партийными изуверами преступление в глазах своего мира превратилось в акт какого-то дьявольского замысла, задуманного в центре и планомерно им осуществленного. «Логика и факты» говорят против такого заключения, но тем не менее этой легенды историк, беспристрасный по своему методу фактического расследования, до сих пор опровергнуть не может – историку пока доступны преимущественно лишь критические суждения.

Моральное безразличие, с каким был в сущности встречен в демократическом мире «революционный» акт, имевший место в России, и скорое забвение его облегчили «рабоче-крестьянской» власти переход к нормальным дипломатическим отношениям, и она уже с некоторой смелостью начала у себя инсценировать даже показательные процессы «суда над Романовыми».

Историческая сенсация... Все реже и реже встречаемся мы в последнее время с этими словами, несмотря на то что любой печатный орган буквально пестрит материалами на исторические темы. И как приятно сознавать, что на последующих страницах читателя ждет встреча с настоящей исторической сенсацией, да еще такой, которая имеет отношение не к малозначащим фактам и событиям, а к знаменательному политическому явлению, бросающему загадочный отблеск на самые первые месяцы истории Страны Советов.

О Сергее Петровиче Мельгунове (1879—1956) можно написать целую книгу. Ограничимся лишь утверждением, что он стоит в ряду крупнейших русских историков XX столетия. Его основные труды наконец стали переиздаваться в России и несомненно вызовут огромный общественный интерес.

Историка Мельгунова всегда влекли к себе тайные и загадочные стороны прошлого, которые он старался высветить. Одной из таких тайн, долгое время занимавших внимание исследователя, были взаимоотношения большевиков с немецкими властями до Октябрьского переворота и после него. Итогом изучения вопроса о финансировании большевиков со стороны правящих кругов Германии в период подготовки революции стала книга Мельгунова «“Золотой немецкий ключ” к большевистской революции». Она была издана на Западе трижды – в Париже в 1940 г., в Нью-Йорке в 1985 и 1989 гг. (репринтное воспроизведение издания 1940 г.), а в России увидела свет только в 2005 г. в составе книги историка «Как большевики захватили власть» (М.: Айрис, 2005).

Временем написания книги неслучайно стал 1939 г. В это время историк жил во Франции, в Париже, а Европа уже погрузилась в пучину мировой войны. СССР же благодаря советско-германскому пакту о ненападении пока оставался вне военного пожара. Налицо был очередной этап сотрудничества большевиков с немецкими властями, и именно это, вероятнее всего, подтолкнуло Мельгунова обратиться к самым истокам такого сотрудничества, уходящим в дооктябрьский период.

В предисловии к книге автор сформулировал свою задачу достаточно скромно: выяснить «получали ли большевики от немцев деньги или нет?» Однако содержание работы оказалось намного шире поставленной задачи. В ней нашли яркое отражение как причудливая атмосфера предгрозовой России, показанная на фоне общей запутанной ситуации в Европе, так и нравы, царившие в ту пору в российской революционной среде.

Вслед за историком мы тоже должны задаться вопросом: как могли вообще завязаться какие-либо отношения между непримиримыми революционерами, выступавшими за уничтожение всякого угнетения и мировой революционный взрыв, и представителями «реакционного» германского империализма, какие пружины вызвали к жизни этот фантастический альянс? Для ответа на такой сложный вопрос, прежде всего, нужно четко представлять себе особенности политики, как специфической сферы человеческой деятельности, где все подчиняется конечной цели, стремлению к успеху, власти, где почти не остается места каким-либо моральным принципам и где поэтому возможны самые неожиданные союзы и действия.

Воевавшая на два фронта в годы Первой мировой войны Германия была крайне заинтересована в том, чтобы любым путем вывести из войны царскую Россию. Путь сепаратного мира не принимался российским правительством, а это диктовало обращать особое внимание на революционеров, выступавших за мир и свержение самодержавия, благо значительная их часть находилась в эмиграции, в сфере возможного немецкого влияния. Посол Германии в Берне барон фон Ромберг первые контакты с русскими революционерами в Швейцарии установил уже в сентябре 1914 г. Через год доверенное лицо Ромберга – эстонец Кескюла – докладывал о тех условиях, «на которых русские революционеры, в случае победы революции, были бы готовы заключить с нами мир», – установление республики, конфискация помещичьих земель, восьмичасовой рабочий день, полная национальная автономия и т.д. Признавая все эти условия выгодными для Германии, Кескюла сделал вывод, что «есть срочная необходимость безотлагательно поспешить на помощь революционерам ленинского направления в России». Более сдержанный Ромберг на основании доложенного тем не менее сообщал рейхсканцлеру фон Бетман-Гольвегу: «...Если даже... перспективы на переворот ненадежны и таким образом ценность ленинской программы сомнительна, все равно использование ее в неприятельских странах оказало бы неоценимую услугу».

Далее последовали более целенаправленные усилия германских представителей на установление контактов в эмигрантской революционной среде, при этом постепенно все большее внимание уделялось именно большевистской партии, самой радикальной в решении «военного вопроса»: она выступала за поражение царской России в войне и перерастание этой войны в войну гражданскую. Нетрудно представить, что такой исход событий весьма устроил бы правящие круги Германии. Кайзер Вильгельм II в памятной записке по поводу внутреннего положения России от 7 августа 1916 г. заметил: «Важно – чисто с военной точки зрения – с помощью сепаратного мира отколоть какого-либо военного противника от союзной Антанты, чтобы всю нашу военную мощь обрушить на остальных... Только когда внутренняя борьба в России за мирный договор с нами обретет достойное влияние, мы сможем соответственно рассчитать наши военные планы».