Согласно второму договору «Ателье Франсе» получило право осуществлять от моего имени все возможные сделки, связанные с моей работой в качестве режиссера, актрисы или сотрудника в фильмопроизводстве. Фирме Демаре передавались также эксклюзивные права на издание и продажу моих литературных трудов. Договор действовал в течение десяти лет. В дальнейшем я подписала доверенность, по которой после снятия ареста на мое конфискованное в Париже киноимущество оно могло быть выдано на руки только месье Демаре.

В ситуации, в которой я тогда находилась, я бы приняла, не задумываясь, даже более невероятные и невыгодные условия.

В начале февраля, раньше чем я могла рассчитывать, почта принесла документ, дававший мне долгожданную свободу. Он был выдан французским военным командованием земли Баден.

Профессор Дальзас добился отмены моего заключения, теперь он занимался освобождением моего имущества. Это касалось не только фильмов, но и денег, которые капитан Птижан снял с наших счетов в Кицбюэле. Без средств мы просто не могли покинуть Кёнигсфельд.

Заявили о себе и новые проблемы. Мой французский адвокат написал, что получил документы на освобождение моего имущества, но распоряжением более высоких инстанций оно вновь арестовано. Причина: сенсационные сообщения определенной французской прессы, вызвавшие в Париже огромный переполох. Дело касалось публикации дневника Евы Браун, за подлинность которого поручился Луис Тренкер. В заголовках на титульных страницах бульварных газет можно было прочитать: «Танцы обнаженной Лени перед Адольфом», «Марлен играет Лени» или «Опубликованный Луисом Тренкером дневник Евы Браун будет экранизирован в Голливуде. Роль Лени Рифеншталь взяла на себя Марлен Дитрих» и тому подобное.

Про меня расространялось много лжи, но эта стала самой отвратительной и глупой, кроме того, возникла она именно в тот момент, когда французское правительство после многолетних усилий решило наконец-то вопрос о возврате моего имущества!

Профессор Дальзас писал:

Я вновь оказалась лицом к лицу с безнадежной ситуацией. Что можно сделать, находясь в Шварцвальде? Без денег я совершенно ничего не могла предпринять. К тому же не было уверенности, что французы дадут разрешение на проезд в американскую оккупационную зону. Свободное передвижение из зоны в зону еще не разрешалось.

Не хотелось верить, что Тренкер замешан в этой гадкой фальсификации. После 1933 года я предложила ему помириться, выразила желание забыть все, зарыть топор войны. С какой радостью он согласился! Тренкер прервал съемки на Маттерхорне[375] только ради того, чтобы приехать в Мюнхен на День немецкого искусства. Он с восторгом писал о моем фотоальбоме «Красота в олимпийской борьбе», вышедшем в 1938 году: «Здесь собраны фотографии, ничего подобного которым не видел еще ни один человек в мире, это гимн красоте и благодарность богам Олимпа!»

Разве мог человек, написавший подобные строки, опубликовать столь грубую фальшивку? Я должна была сама добиться от него объяснений. Вспомнилось, что год назад французская газета поместила сообщение: «Луис Тренкер намерен опубликовать дневник Евы Браун». Хотя я тогда и посчитала эту информацию «уткой», потребовала у Тренкера объяснений в письменном виде. Отвечая, он вообще не коснулся этого факта, не упомянул ни единым словом, не ответил на мой вопрос. Написано же было следующее:

Письмо ошеломило меня не потому, что в нем ничего не говорилось про дневник. Его слова больно ранили — они звучали так лицемерно. Тренкер никогда не был, как он любил представляться после войны, борцом с нацизмом. На некоторое время, после выхода его фильма «Кондотьеры» в 1936 году, он попал в немилость доктора Геббельса. В 1937-м, на Дне немецкого искусства Луис сказал мне, что, если бы Министерство пропаганды потребовало, он вырезал бы некоторые сцены. После «Кондотьеров» он выпустил в Германии еще несколько больших фильмов: в 1937-м — «Гора зовет», в 1938-м — «Приветы из Энгадина». Если бы нацисты его не любили, он не смог бы добиться разрешения на съемки в 1940 году такого значительного фильма, как «Огненный дьявол», в котором играл главную роль и выступал как режиссер. И в 1942–1943 годах он получил главную роль в фильме «Германка», снятом свояком Геббельса, Киммихом.

Однако у меня никогда не было впечатления, что Тренкер поддерживал национал-социалистов — это я несколько раз повторяла во время допросов американцами и французами. Я знала, что он собой представляет, его двойственный характер, но не хотела ему вредить. Даже сейчас о неприятной афере с дневником я стараюсь писать поменьше. Но она так повлияла на мою дальнейшую судьбу, что вовсе умолчать о ней я не могу.

Не успела я по этому поводу что-либо предпринять, как меня навестил господин Демаре с женой. То, что они рассказали, подействовало на меня словно разорвавшаяся бомба. Сенсационные «открытия» сыграли свою роль, и мои враги выступили против освобождения моего имущества. Через несколько дней после опубликования материалов высшие французские чины отменили свое решение по поводу возвращения моей собственности. Она вновь была арестована.

— Вы должны предпринять все, что от вас зависит, — уговаривали меня супруги Демаре, — чтобы доказать поддельность этого дневника. У нас в свою очередь тоже возникли неприятности, когда открылось, что мы вам помогаем и хотим закончить фильм «Долина». Сотрудники «Синематик-Франсе» — организации, где хранится ваш киноматериал, — представили нас в секретной службе как пособников нацистов. Завершить фильм в Европе теперь не представляется возможным. Лучшими вариантами будут Канада или США. Вы согласны?