– Вот как?

– Да. – Он ухмыльнулся и словно бы рассеял наваждение. – Двадцать против одного, что эти разговоры про Тайбэй были проверкой. Но я не требую от вас объяснений, Иэн. Нет. Я жестко обошелся с вами вчера вечером. Мне пришлось так поступить. Может, я и заслужил, чтобы меня взгрели. Но никогда больше не ведите таких игр с Кейси, или я вам голову оторву.

– Может, сделаете это сейчас?

– Сделаю. Она – случай особый. – Взгляд Бартлетта снова обратился на Кейси. Он увидел, как она остановилась на секунду у столика Марлоу, чтобы поздороваться с ними и с детьми, и пошла дальше. – Она поняла, что ее не пригласили.

– Вы уверены? – встревожился Данросс. – Я думал… Я плохо сыграл? В тот момент, когда я понял, что вы ей еще не сказали… Виноват, я думал, что у меня получилось.

– Вы все сделали отлично, черт возьми! Но все же пять против десяти, она поняла, что ее не пригласили. – Бартлетт опять улыбнулся, и Данросс снова задумался, что может значить эта улыбка.

«Нужно получше присмотреться к этому типу, – сказал он себе. – Значит, Кейси – случай особый, да? Интересно, что он на самом деле под этим подразумевает?»

Данросс намеренно выбрал для встречи этот холл: он хотел, чтобы его увидели с теперь уже знаменитыми – или печально знаменитыми – Бартлеттом и его дамой. Он понимал, что это породит слухи о намечающейся сделке, вызовет еще большее волнение на фондовом рынке и выведет из равновесия игроков. Даже если «Хо-Пак» обанкротится – при условии, что это не повлечет за собой падение остальных банков, – бум все же может произойти.

«Если бы Бартлетт и Кейси чуть уступили, – размышлял он, – и если бы я действительно мог им доверять, удалось бы сорвать невиданный куш. Столько „если“. Слишком много. В настоящий момент я эту битву не контролирую. Вся власть в руках Бартлетта и Кейси. Насколько они готовы сотрудничать?»

И тут кое-что сказанное суперинтендентом Армстронгом и Брайаном Квоком вызвало к жизни бродившую в дальних уголках сознания мысль, и беспокойство усилилось.

– Что вы думаете об этом парне Банастасио? – как ни в чем не бывало спросил он.

– Винченцо? – тут же отреагировал Бартлетт. – Интересный человек. А что?

– Так, спросил. – Данросс выглядел спокойным, но был поражен тем, что оказался прав. – Вы давно его знаете?

– Года три-четыре. Мы с Кейси ездили с ним несколько раз на скачки в Дель-Мар. Он играет по-крупному, там и в Вегасе. Иногда ставит по пятьдесят тысяч на забег – так он нам говорил. Они в приятельских отношениях с Джоном Чэнем. Он ваш друг?

– Нет. Я никогда не встречался с Банастасио, но слышал, как о нем пару раз упоминал Джон, – пояснил он, – и Цу-янь.

– Как, кстати, поживает Цу-янь? Еще один игрок. Когда я познакомился с ним в Лос-Анджелесе, ему просто не терпелось уехать в Вегас. Мы его видели на скачках, когда были там в прошлый раз с Джоном Чэнем. Ничего нового не слышно про Джона и похитителей?

– Нет.

– Вот не повезло.

Данросс почти не слушал. В досье, составленном на Бартлетта, ничего не говорилось о его связях с мафией – но с Банастасио все сходилось. Винтовки, Джон Чэнь, Цу-янь и Бартлетт.

«Мафия – это грязные деньги, наркотики и постоянный поиск легального прикрытия для отмывания денег. Цу-янь имел дело с крупными поставками медикаментов во время Корейской войны. Говорят, он вместе с Четырехпалым У активно занимается контрабандой золота в Тайбэй, Индонезию и Малайю. Мог ли Банастасио переправлять оружие… и кому? Не споткнулся ли на чем-то бедняга Джон Чэнь и не поэтому ли его похитили?

Значит ли это, что часть денег „Пар-Кон“ – деньги мафии? Имеет ли мафия преобладающее влияние в „Пар-Кон“ или контроль над этой компанией?»

– Вроде бы я припоминаю, Джон говорил, что Банастасио – один из ваших главных акционеров, – закинул он удочку.

– У Винченцо солидный пакет акций. Но он не занимает никакой должности и не входит в совет директоров. А что?

Данросс поймал сосредоточенный взгляд голубых глаз Бартлетта и почти ощущал исходившую от него волнами озабоченность: откуда такой интерес? Поэтому он прекратил задавать вопросы.

– Забавно… Насколько все-таки тесен мир, да?

* * *

Кейси взяла трубку, а внутри у нее все кипело.

– Оператор, это мисс Чолок. Мне кто-то звонил?

– А, один момент, пожалуйста.

«Значит, в Тайбэй меня не приглашают, – яростно думала она. – Почему тайбань просто не сказал об этом, а ходил вокруг да около? И почему молчал Линк? Господи, неужели он тоже попал под очарование тайбаня, как я вчера вечером? Зачем эти секреты? Что еще они там замышляют?

Тайбэй, говорите? Ну да, я слышала, что это место для мужчин. Если все, к чему они стремятся, это порезвиться на уик-энд, я не против. Но я против, если речь идет о бизнесе. Почему Линк не предупредил? Что здесь скрывать?»

Гнев Кейси нарастал, но тут она вспомнила слова француженки о таких доступных красавицах-китаянках, и ярость сменилась тревогой за Линка.

«Черт бы побрал этих мужчин!

Черт бы побрал мужчин и этот мир, который они приспособили для своих нужд. Здесь – больше, чем где-либо еще.

Черт бы побрал этих англичан! Все такие приятные и благовоспитанные. У них такие замечательные манеры. Они не забывают сказать „пожалуйста“ и „благодарю вас“, встают, когда ты входишь, отодвигают для тебя стул. Но чуть копни, и наткнешься на ту же гниль, что и у всех остальных. Они еще хуже. Они лицемеры, вот кто они такие! Ну ничего, я расквитаюсь. В один прекрасный день мы сыграем в гольф, мистер Тайбань Данросс. И тогда берегитесь, потому что в хороший день я могу спуститься до десяти. Я рано стала разбираться, что такое гольф у мужчин, так что тут я утру вам нос. Да. Или сыграем в пул. Или партию в бильярд. Что такое обратный боковой,[148] я тоже знаю».

Вспышка досады сменилась нежностью: Кейси вспомнила об отце, который разъяснял ей правила той и другой игры. Но тому, как наносить удар кием снизу слева с закруткой вправо, чтобы шар обошел вокруг «восьмого», научил ее Линк – показал, когда она, глупая, бросила ему вызов. Он разделал ее в пух и прах, прежде чем давать уроки.

– Ты бы лучше сначала убедилась, что знаешь все слабые места мужчины, Кейси, а потом уже воевала с ним. Я размазал тебя по столу, только чтобы преподать урок. Я играю не для удовольствия – только ради победы. С тобой я в игры не играю. Я хочу тебя, а остальное не имеет значения. Давай забудем о нашем соглашении и поженимся и…

Это произошло через несколько месяцев после того, как она стала работать у Линка Бартлетта. Ей было всего двадцать, и она уже влюбилась в него. Но ей по-прежнему больше всего хотелось отомстить тому, другому, мужчине, стать богатой и ни от кого не зависеть, найти себя, поэтому она сказала: