Аланис упала, но не очнулась от бреда. Осталась лежать, погруженная в сладкое тепло. Передняя веревка трижды дернулась условным вопросом: «Ты жив?» Она не ответила. Кнут вернулся к ней, чтобы отрезать веревки. Наклонился, нащупал ее голову, на всякий случай шлепнул по лицу.

Ричи никогда не ударил бы меня! Не посмел бы! Аланис очнулась, заживо погребенная. Зашарила руками по песку, застонала. Кнут ничего не слышал и не видел. Наощупь достал кинжал, поднес к веревке, чтобы выбросить из связки мертвое тело девицы. В последний миг она нашарила веревку, резко потянула. Кнут переспросил: «Ты жива?» — она потянула вновь. Потом нащупала его ногу, ухватилась, обрела опору, поднялась.

Кнут просигналил: «Продолжаем движение». Связка зашагала навстречу ветру.

Нельзя думать, — решила Аланис. Уж точно не о Ричи. И не об Эрвине, раз так. Вообще, ни о ком. Допустима одна лишь мысль: идти вперед. Шаг за шагом, без конца. Если упадешь и вовремя не встанешь — ты мертва.

Но идти без мыслей было слишком тяжело. Ее всю жизнь поддерживали чувства: гнев, страсть, жажда величия или мести. Без мыслей нет и чувств, а значит, и сил. Горло сжималось, подгибались колени, ноги каменели, врастая в песок. Нужно почувствовать что-либо — иначе упаду. Подумать о том, что даст мне сил!

Подумала: когда кончится буря, посмотрю в зеркало. Во что бы то ни стало, я пройду путь до конца!

Этого не хватило.

Подумала: я верну свою Альмеру. Отец, ты сможешь гордиться мною!

Но Альмера была в другом мире и в другой жизни, а отец — на Звезде, то есть — совсем рядом. Вспомни его сейчас — и сама улетишь туда.

Подумала: я отомщу всем. Галларду, Кукловоду, Адриану, Паулю. Эрвину? Да, и ему!

Но силы кончались, ноги еле ползли. Кнут почти волок Аланис на веревке.

Тогда она подумала: я убью кого-нибудь. Прямо сейчас. И ощутила, как жар наполняет кровь. Да, вот что нужно!

Один солдат шел в связке позади Аланис. Его звали Шкура, что теперь уже совершенно неважно. Аланис нащупала веревку впереди и веревку сзади. Тщательно вспомнила условные знаки. Просигналила вперед, Кнуту: «Заминка сзади», и назад, Шкуре: «Заминка впереди». Отряд остановился. Все ждали, что она устранит заминку.

Аланис сделала шаг назад, чтобы веревка провисла и Шкура ничего не ощутил. Потом нащупала узел. Развязать оказалось нелегко: ветер с песком хлестал ладони, пальцы становились непослушны, веревка не поддавалась. Спереди спросили: «Ты жива?» «Да!» — ответила Аланис одним рывком и, наконец, смогла развязать. Бросила конец веревки, ведущей к Шкуре. Дала сигнал отряду: «Заминка устранена». Пауль повел их дальше. А Шкура, вероятно, еще долго стоял на месте, пока не понял, что обречен.

Одного убийства хватило ей, чтобы продержаться до конца бури. Когда ветер утих, солнце уже клонилось к закату. Отряд остановился, Аланис сбросила с головы проклятущие тряпки. Все лицо пылало огнем: ядовитые песчинки пробирались сквозь материю и оседали на коже. Девушка истратила треть своей фляги, чтобы омыть лицо. Стало немного легче.

Отряд сосчитал потери. Двое умерли по дороге. Рог ослеп — ветер сдул платок с его глаз, песок набился под веки. Выглядел он жутко: на месте глаз — две опухоли, сочащихся слезами и кровью.

— Что со Шкурой? — спросил Пауль у Аланис.

— Погиб.

Почти правда: сейчас еще, возможно, жив, но пустынники скоро найдут его.

— Где его Перст?

— У него на руке.

— Почему не сняла?

— Не умею.

— После смерти он снимается легко. Надо просто потянуть.

— Не знала.

Пауль поднялся на высокую дюну и оценил ситуацию. Никакой погони в поле видимости не было. Все следы уничтожил ветер. По подсчетам Пауля, за время бури отряд прошел две мили. Чтобы прочесать круг двухмильного радиуса, пустынникам придется разделиться на мелкие группы, а такую группу бригада уничтожит без труда. Выходит, оторвались. Можно отдохнуть несколько часов и затемно двинуться в путь.

— Командир, с водой беда, — напомнил Бурый.

— Найдем хутор, — сказал Пауль и закатил глаза, будто что-то вспоминая.

* * *

Пустыня Надежды не так уж безводна, как принято считать. Подземные воды местами прорываются на поверхность, образуют источники, кое-где даже ручьи. Не засуха убивает эти земли, а ядовитая почва. Растения не приживаются в ней. Как говорят шаваны, где нет травы — нет и жизни. Но тут и там среди песков можно найти островки глинистого грунта — не слишком плодородного, но и не мертвого. На этих островках ютятся нищие хутора.

Аланис росла в двух огромных городах. Люди всех мастей населяли Алеридан и Фаунтерру: мастера и подмастерья, рыцари и констебли, студенты и наставники, придворные и слуги. Были и шлюхи, и бандиты, и попрошайки, и подзаборные пьяницы, и чистильщики башмаков, и бездомные калеки. Аланис знала: в трущобах полно бедноты, и она — неотъемлемая часть городской жизни. В большом городе, вроде Фаунтерры, всякий бедняк найдет чем поживиться, а лорды найдут для черни множество полезных применений. Но вот чего Аланис не могла понять: зачем людям селиться в мертвой глуши, среди ядовитой пустыни?! Возможно, когда-то плодородные островки были больше, а потом уменьшались под натиском песков. Возможно, раньше ручьи и родники давали крупицы золота. В былые года, быть может… Но те годы ушли. Сейчас герцогиня видела крохотные поселения, пугающие нищетою.

Обычно весь хутор состоял из десятка дворов. Ни заборов, ни скота. Глиняные избы, вросшие в землю; окна — дыры в стенах; деревянные щиты вместо ставней. Жалкие огороды, небольшое поле — общее, одно на всех. Центр поселка — не церковь, храмом тут и не пахнет, а — родник. Всюду толкутся куры — единственное, чего тут вдоволь. А на людей смотреть и жалко, и мерзко. Одеты в мешковину, в набедренные повязки, порою вовсе голые. Тощи, некрасивы, многие с признаками уродства. Наверняка все хуторяне давно уже родичи друг другу, и любой брак — кровосмешение… В пустыне Надежды проживали жалкие, всеми забытые существа. Так что, возможно, под некоторым углом зрения… Пауль творил добро.

Первый хутор встретил бригаду удивленным молчанием. Все двадцать два жителя собрались на площади вокруг родника — то бишь, на пятне утоптанной земли. Все до единого разинули рты, кое-кто протирал глаза. Всполошено кудахтали куры. Такой крупной делегации — целый десяток солдат! — хутор не видал на своем веку.

Бригада прошла меж лачуг и вступила… гм… на площадь. Стало тесно. Аланис разглядывала местных жителей, ощущая любопытство и омерзение. Они были едва одеты, худы и кривы, как засохшие ветки, а вдобавок — грязны. Грязны настолько, что за десять ярдов Аланис морщилась от запаха. Если вы люди, — думала герцогиня, — почему не приведете себя в порядок? Ответ был ясен: воды в роднике хватает лишь для питья, не для туалета. Но это не оправдывало их в ее глазах. Если вы люди, почему живете здесь?..