Очень важно и очень гуманно по отношению и к ним и ко всем нам предложить им сегодня ту правильную роль, которая позволила бы им найти exit strategy. Только не надо тешить коллективного Собянина иллюзиями, что ему удастся, возглавив неостановимую оппозицию, выйти на балкон с возгласом: «Как вольно дышится в освобожденном Арканаре после проведения нами, наконец, честных выборов!»

На это они могли бы еще рассчитывать лет 5 назад. А сегодня их последний оставшийся шанс на достойный эндшпиль это стать российскими Раковскими и Квасневскими, переговорщиками со стороны режима за Круглым столом с оппозицией. Пока они этого еще не знают.

9 сентября 2013 года

«Выборы» московского мэра стали пилотным проектом объявленного Кремлем или, во всяком случае, одной из его башен нового курса на «конкурентность, транспарентность и легитимность».

Курс на «легитимность» — трогательное простодушное признание властью собственной нелегитимности и, что еще важнее, осознание ею обреченности путинизма.

Неожиданно прорезавшаяся у нее тяга к «легитимности» — это желание возложить политическую ответственность за надвигающуюся экономическую и социальную катастрофу на все общество и ускользнуть самой от ответственности уголовной.

А при определенной ловкости и удаче сохранить свои позиции и авуары в «легитимной» постпутинской реальности.

Это такой же первый шаг к управляемой капитуляции режима, как и провозглашенный XX съездом КПСС курс на «возвращение к ленинским нормам партийной жизни и социалистической законности». Разница только в том, что Хрущев сделал свой исторический доклад через три года после физической смерти Иосифа Сталина, а Володин провел свою тайную вечерю с «политологами» за несколько месяцев до политической смерти Владимира Путина. Уплотнившееся историческое время диктует свои сценарии.

Демонтаж советского коммунизма, увенчавшийся триумфальным обогащением коммунистической номенклатуры, длился 35 лет (56–91), жизнь целого поколения. У путинской «элиты», перед которой стоит задача сохранения, передачи по наследству и легитимизации на Западе награбленного, нет и 35 недель для реализации своей амбиционной программы.

Все серьезные социологические исследования говорят о резком нарастании протестных настроений в регионах. За фрондой барина, как уже бывало в русской истории, надвигается бунт мужика.

Пока «элиту» не накрыл его девятый вал, кремлевские мудрецы решили нейтрализовать «честными выборами» ситуацию в Москве и, вылепив на них своего «легитимного политика», избавиться от Смердящего, списав на него все социальные провалы.

Алексею Навальному была предоставлена предвыборная трибуна, которую он использовал в том числе и для беспощадного и аргументированного обличения личного путинского воровства. Володин же при этом уверял прикремленных и умудренных в дворцовых интригах политологов, что все это надругательство над светлым образом «национального лидера» происходит с благословения и повеления самого Путина.

Очень характерным и многими недооцененным драматическим эпизодом кампании было интервью Навального, данное им новому ведущему «Эха» Проханову. Редактор «Завтра» стал в последние годы, пожалуй, самым ярким и верным апологетом Путина на державно-патриотическом поле, страстно пропагандируя дорогой его горячему сердцу миф о Путине как о «новом Сталине, выросшем в недрах иудейского режима».

Навальный, знавший идеологические пристрастия мэтра, пришел с домашней заготовкой на сталинско-путинскую тему и шаг за шагом очень спокойно и убедительно, оперируя очевидными общеизвестными фактами, заставил мастера художественного слова разочарованно признать, что Путин на самом деле всего лишь банальный вор, выросший в недрах ельцинского режима. Более того, Проханов патетически присягнул Навальному как предтече грядущего Спасителя России.

Вопреки всем канонам низкая явка сыграла на этот раз в пользу оппозиции. Она впервые оказалась более отмобилизованной. Володянинский курс на «легитимность», расколовший «элиты», с треском провалился при первом же его испытании. Собянин, объявленный победителем по результатам первого тура, остается очень нелегитимным мэром и совсем ненадолго.

Но больше всех проиграл в этой кампании Путин. Его памятный лужниковский призыв «Умремте ж под Москвой!» грозит стать пророческим. Мэм «Путин — вор» стал общим местом как российского политического дискурса, так и будущих школьных учебников истории. С такой одиозной репутацией Отцы нации долго не живут. Мирная антикриминальная революция, о необходимости которой так долго говорила радикальная оппозиция, свершается.

4 октября 2013 года

Две круглые годовщины — августа 91-го и теперь октября 93-го — вызвали бурную дискуссию в политизированной блогосфере. Событийная хроника этих двух конфликтов вокруг одного и того же здания в центре Москвы запутана и противоречива.

Большую картину — «Что это было? Чья победа? Кто побежден?» — скорее можно разглядеть лишь с двадцатилетней исторической перспективы. Есть материальное свидетельство, реликтовое излучение тех удаленных событий — сегодняшняя российская власть, порожденная ими. Внимательный взгляд на нее поможет лучше понять смысл драматических конфликтов двадцатилетней давности.

Власть эта почему-то всегда стеснялась вспоминать свою родословную. Хотя непосредственно после событий 91-го и 93-го их официальная иконография была вполне героической. Август — окончательная победа демократической революции над коммунистической диктатурой. Октябрь — подавление попытки комму-но-фашистского реванша.

Рядовые участники московских столкновений на стороне победителей (в первом случае сотни тысяч, во втором уже значительно меньше) видели их именно в этой оптике. И готовы были жертвовать жизнью, защищая свою правду.

Однако многие странности сюжетов 91-го и 93-го становятся понятными только в контексте иной парадигмы российской истории последней четверти века.

Сегодня в исторической ретроспективе очевидно, что в стратегическом курсе на номенклатурную приватизацию не было принципиальных разногласий между околоельцинскими «номенклатурными реформаторами» и лагерем путчистов 91-го или Верховным Советом 93-го. Можете ли вы себе представить победивших Янаева и Павлова или Хасбулатова и Руцкого, отказавшихся от вкусных кусков государственной собственности, которые уже увлеченно рассовывали по своим карманам черномырдины и алекперовы.

Это был общий консенсусный проект советских аппаратчиков, созревший в лубянских коридорах, видимо, еще в андроповские времена. Дракон коммунизма, которого ритуально сокрушили 19–21 августа, на самом деле к тому времени уже благополучно издох, прежде всего в умах и сердцах его идеологов и вождей, сменивших портреты Ленина на портреты Франклина. Окропившись мертвой водицей приватизации, традиционная Русская Власть оборотилась в конце концов из коммунистических старцев в сексапильных моложавых нефтетрейдеров.