— Я… нет… может, все-таки сегодня?..

— Нет, завтра! — отчеканил игровод, встал и галантно поклонился.

«Мопсы» посмотрели на него с ненавистью и строем покинули кабинет. Замыкавший шествие Гавриилов хотел было прихватить с собой и листочки договора, но режиссер предусмотрительно прижал их ладонью к столу.

— А когда? — вдогонку спросил безутешный директор.

— Мы сами вам позвоним, — через плечо ответила Боледина.

— Вы все испортили! — чуть не заплакал Огуревич, едва закрылась дверь. — Они не позвонят, нет, не позвонят!

— Что вы рыдаете, как девственница, которая забыла взять у своего первого мужчины номер телефона! Конечно не позвонят.

— Это же серьезные люди!

— А как вы определяете, на глазок или заглядываете в мировое информационное поле?

— Ну зачем вы так! Мы гибнем! Гибнем!

— Оттого и гибнем, что вы наподписывали кучу дрянных бумажек! Успокойтесь! Во-первых, мы с коллегой только что от Скурятина. Он дал указание нам помочь!

— Не может быть! И вы молчите! — От радости Огуревич схватился за сердце.

— Ладно, только не перейдите от восторга в лучевое состояние! А во-вторых, эти «мопсы» — обыкновенные проходимцы.

— Но они писатели! — со священным трепетом в голосе воскликнул директор.

— Вы полагаете, среди писателей нет проходимцев? Есть. И даже больше, чем среди обычных граждан, исключая, конечно, политиков, бизнесменов и экстрасенсов. Не правда ли, мой милый соавтор?

— Увы, — подтвердил Кокотов.

— Ладно, я пока изучу этот договор, а вы, Андрей Львович, просветите нашего простодушного духовидца! — Жарынин достал из кармана и расправил свои китайчатые очки. — И хватит, хватит, Аркадий Петрович, прикладываться к вашей внутренней бутылке! Как сказал Сен-Жон Перс, герой напивается в стельку лишь на могиле врага.

Огуревич смутился, и на его покрасневшем лице появилось выражение, какое бывает у тихо злоупотребляющего мужа, застигнутого бдительной женой.

Призыв стать одним из пятисот лучших писателей мира пришел к Кокотову по почте в фирменном конверте с эмблемой МОПС, изображавшей земной шар, нанизанный на гусиное перо, как шашлык на шампур. Но автора «Космической плесени» сразу смутили некоторые обстоятельства. Во-первых, письмо было напечатано на принтере, а имя и отчество адресата неряшливо вписаны в специально оставленный пробел. Во-вторых, послание заканчивалось загадочной фразой: «Подробности этого взаимовыгодного проекта мы сообщим вам конфиденциально при личной встрече». В-третьих, тревожило месторасположение столь солидной международной организации: 2-й Нижнетрикотажный проезд, дом 8, строение 12, оф. 67. К письму была приложена довольно путаная схема, объясняющая, как от станции метро «Краснопресненская» добраться до цели.

Но, несмотря на эти странности, писодей не устоял. Посмеиваясь над собственным тщеславием, на следующий день он отправился по указанному адресу и, сверяясь со схемой, наконец добрался до того, что лет десять назад называлось Трикотажной фабрикой имени Гарибальди. Почему погибло предприятие, занимавшее некогда целый квартал, неведомо. Что именно погубило флагмана легкой промышленности — удорожание хлопка, оставшегося там, в независимой Средней Азии, или лавина дешевого тряпья, хлынувшая из Турции и Китая? Возможно, фабрику специально обанкротили из-за земли, на которой она разместилась в середине XIX века на краю тогдашней Москвы. Но теперь это был почти центр! Последнюю гипотезу подтверждали новенькие жилые корпуса пряничной расцветки с растяжками по фасадам: «Продаются квартиры по цене застройщика». Вероятно, та же участь ждала и остальную территорию комбината, но пока еще складские помещения сдавались под хранение товаров самого разнообразного свойства. На ходу писатель успел прихватить метким глазом, как бывшие хлопкоробы грузили в одну фуру пластмассовые трубы, в другую — гигантские авоськи с репчатым луком, в третью — рулоны утеплителя…

В слегка подремонтированном административном корпусе размещались конторы и офисы. К стене у подъезда было прикреплено такое несметное число табличек с названиями фирм, что автору дилогии «Отдаться и умереть» показалось, будто он попал в колумбарий. «Оф. 67» располагался на третьем этаже, в чуланчике, где в лучшие времена, видимо, хранился инвентарь уборщицы: ведро, швабра и тряпки. В комнатке едва умещались канцелярский стол, кресло и старенький компьютер с принтером, древним, как печатный станок Гуттенберга. За столом сидела Боледина и разглядывала свой брильянтик. Завидев посетителя, она поправила парик, приподняла со стола грудь и исказила лицо приветливостью. Писатель смущенно объяснил цель своего визита и показал письмо.

— Ах, Андрей Львович, господи, не узнала! — всплеснула она руками. — Давно мечтаю с вами познакомиться.

Далее нежным голосом распространителя пищевых добавок сверхсрочница стала объяснять, что будущий справочник поступит во все книгохранилища мира, и даже в Библиотеку Конгресса США, и что Кокотов крайне удачно зашел, так как с понедельника в связи подорожанием полиграфических услуг оплата будет приниматься только в евро.

— Понимаете?

— Понимаю…

— Фотография будет, конечно, цветная? — спросила она. — Такой мужчина!

— Хотелось бы… — пробормотал опешивший литератор.

— Тогда выйдет тысяча сто. Снимок и биография у вас с собой?

— Не-ет…

— Могу составить текст с ваших слов прямо сейчас. — Она подвинула к себе клавиатуру, залитую кофе и засыпанную сигаретным пеплом. — И сфотографировать. — Боледина извлекла из стола старенькую «мыльницу». — Выйдет на круг тысяча триста. Согласны? Вы, кстати, что пишете?

— Да так, разное…

— Это очень хорошо! Жанровое разнообразие — признак дарования. Кстати, три экземпляра справочника вы можете приобрести для себя с пятидесятипроцентной скидкой всего за сто баксов каждый, но, естественно, с предоплатой. Выходит всего-то тысяча шестьсот. Правда, недорого?

— Недорого… Но я… не взял с собой наличные…

— Ничего, в универсаме есть банкомат. Пять минут ходьбы. У вас какая карточка?

— Золотая… — зачем-то соврал писатель.

— Тем более, — кивнула Боледина, поглядев на посетителя с легким сомнением. — Но учтите, я сегодня до шести, завтра мы целый день хороним Михалкова, а с понедельника переходим на евро. Не опоздайте!

— Нет-нет… Я туда и обратно, — пообещал Андрей Львович и, ежась под недоверчивым взглядом прохиндейки, покинул каморку.

На самом деле он отправился не за деньгами, которых у него не было, а в Дом литераторов, чтобы навести справки о «мопсах». Ему повезло: в нижнем буфете тосковал поэт-переводчик Георгий Алконосов, с которым он когда-то дружил и даже пригласил на свадьбу, где Жора чуть не подрался с Меделянским, заявив, что тот спер своего Змеюрика из гуцульского фольклора.