– Печать я приложу сама, – заявила Алвиарин, едва дождавшись, когда кончик пера оторвался от пергаментного листа. – Мне не следовало оставлять печать тебе. Больше такого не будет. Я еще поговорю с тобой, попозже. Будь здесь к моему возвращению.

– Попозже? – воскликнула Элайда. – Но когда? Алвиарин, когда?

Однако дверь за Хранительницей Летописей уже закрылась, и Элайде оставалось лишь кипеть от негодования. Дожидаться здесь! Быть запертой в собственных покоях, как какая-то наказанная послушница!

Некоторое время она вертела в руках расписанный золотыми ястребами, парящими в синем небе средь белых облаков, ларец для писем, но не могла заставить себя открыть его. После исчезновения Алвиарин в нем снова стали появляться важные донесения, а не одна только чепуха, с которой Хранительница дозволяла ей иметь дело. Но Алвиарин вернулась, и ларец вполне мог оказаться пустым.

Встав из-за стола, Элайда принялась перебирать розы, стоявшие в белых высоких вазах на мраморных плинтусах по углам комнаты. Голубые розы, самые редкие.

Неожиданно она осознала, что держит в руках разломанный надвое стебелек. С полдюжины таких же валялось на плитах пола. В горле Элайды зародилось рычание; ей хотелось вцепиться в глотку Алвиарин. Она не в первый раз задумывалась о том, не прикончить ли наглую шантажистку, но понимала – Алвиарин наверняка приняла меры предосторожности. Вне всякого сомнения у какой-то сестры – последней, которую могла бы заподозрить Элайда, – хранились обличающие бумаги. Пожалуй, больше всего во время отсутствия Алвиарин Элайду тревожило следующее: какая-то женщина, сочтя, как и сама Элайда, Хранительницу Летописей умершей, могла выступить с разоблачениями, которые неминуемо привели бы ее, Элайду, к потере палантина. Однако рано или поздно, тем или иным способом, с Алвиарин будет покончено. Как с этими розами.

– Вы не откликнулись на стук, Мать, и я позволила себе войти, – послышался позади грубоватый женский голос.

Элайда, готовая дать волю гневу, резко обернулась, но при виде крепкой широколицей женщины в шали с красной каймой застыла посреди комнаты. Кровь отхлынула от ее щек.

– Хранительница сказала, что вам угодно поговорить со мной, – досадливо проворчала Сильвиана. – Насчет тайного покаяния. – Даже перед Престолом Амерлин Наставница Послушниц не могла скрыть недовольства. По ее мнению, только наказание могло осуществляться в тайне, каяться же надлежало публично. – Она также просила меня напомнить вам... хм... но спешила и не успела сказать, о чем. – Все отвлекавшее ее от попечения о послушницах и Принятых Сильвиана воспринимала как пустопорожний вздор.

– Кажется, я припоминаю, о чем, – тускло промолвила Элайда.

Когда Сильвиана ушла – часы Семейле отбили всего полчаса, но Элайде это время показалось вечностью, – она не созвала Совет и не потребовала лишить Алвиарин накидки, лишь памятуя о своем Предвидении. И о том, что Сине непременно изобличит Хранительницу Летописей в измене. И, конечно же, о том, что при нынешних обстоятельствах падение Алвиарин приведет и к ее падению.

Элайда до Аврини а’Ройхан, Блюстительница Печатей, Пламя Тар Валона, Престол Амерлин, могущественнейшая из властительниц мира, лежала ничком на кровати и рыдала в подушку, даже не решаясь надеть валявшуюся рядом сорочку. Зная, что, вернувшись, Алвиарин непременно заставит ее сидеть во время разговора. Она рыдала и молила о скорейшем падении Алвиарин.

* * *

– Я вовсе не приказывала тебе бить Элайду, – прозвучал голос, напоминавший хрустальный перезвон. – Не много ли ты на себя берешь?

Стоявшая на коленях Алвиарин распростерлась на животе перед женщиной, казавшейся окутанной тенями и серебристым светом, и припала губами к подолу ее платья. Плетение Иллюзии – а это не могло быть ничем другим, хотя ей не удавалось ощутить и ниточки саидар, и даже способности стоявшей над ней женщины направлять Силу, – все же не могло скрыть поблескивание трепетавшего в ее руках бронзового цвета шелка с тонкой каймой из замысловатых черных завитков.

– Я живу во имя служения и повиновения вам, Великая Госпожа, – выдохнула Алвиарин между поцелуями. – Мне ведомо, что я низшая из низших, не более чем червь у ваших ног, и молю вас лишь о благосклонной улыбке.

Однажды ей случилось быть наказанной – не за неповиновение, благодарение Великому Повелителю Тьмы, а лишь за попытку «взять на себя слишком много», – и она знала, что Элайда, как бы та сейчас ни вопила, не испытала и половины мук, выпавших на ее долю.

Некоторое время Месана позволяла ей осыпать поцелуями край платья, а потом приподняла ее голову носком туфельки.

– Указ издан. – Это не было вопросом, но Алвиарин торопливо зачастила:

– Да, Великая Госпожа. Копии указа были отправлены в Северную и Южную Гавани еще до того, как я заставила Элайду поставить подпись. Первые курьеры уже разосланы, и ни один купец не покинет город, не имея экземпляров указа, которые должен будет распространить.

Разумеется, Месана знала это. Она вообще все знала. Выгнутую шею Алвиарин свела судорога, но она не позволила себе шелохнуться. Месана даст знать, когда можно двинуться.

– Великая Госпожа, – промолвила Алвиарин, – нынче Элайда не более чем пустая скорлупа. Не лучше ли избавиться от нее?

Она затаила дыхание, ибо задавать вопросы Избранным было смертельно опасно.

Свитый из тени и серебра палец постучал по серебристым губам, изогнутым в насмешливой улыбке.

– Полагаешь, палантин Амерлин лучше подошел бы тебе самой? – промолвила, помедлив, Месана. – Может быть, такой пустяк для тебя и сгодится. Но всему свое время. Сейчас у меня есть для тебя задание. Несмотря на все препятствия, возникшие между Айя, главы Айя, похоже, встречаются одна с другой на удивление часто. А другим объясняют все простой случайностью. По крайней мере, так обстоит дело с Красными. Галина разъяснила бы все поподробнее, но она имела глупость умереть. Скорее всего, это пустая болтовня, однако тебе надлежит выяснить, почему прилюдно они скалят друг на дружку зубы, а случись встретиться наедине – перешептываются.

– Внимаю и повинуюсь, Великая Госпожа, – без промедления ответила Алвиарин, радуясь тому, что Месана сочла важным именно это. Великий «секрет» – кто возглавлял какую Айя – для нее вовсе таковым не являлся. Любая Черная сестра доводила до сведения Высшего Совета каждый шепоток в своей Айя. Правда, из всех возглавлявших Айя Черной была только Галина. А стало быть, предстояла непростая работа – вызнавать требуемое через Черных сестер среди Восседающих. Сложность заключалась в том, что, за исключением Феране Нехаран и Суаны Драганд, действительно возглавлявших свои Айя, прочие Восседающие едва ли могли узнать, о чем думает их глава, прежде чем та сочтет нужным довести это до их сведения.

– Я сообщу вам все, как только выясню, – пылко заверила Алвиарин, но мысленно кое-что для себя отметила. Шла речь о «пустой болтовне» или о чем другом, но Месана не была осведомлена обо всем происходившем в Белой Башне. А ей, Алвиарин, стоило приметить, кто из сестер носит платье из шелка цвета бронзы с затейливой черной каймой. Она уже знала, что Месана таится в Башне. А знание – сила.