Вечером в комнате собрался весь экипаж. Командир выглядел сумрачным. Он разостлал на столе полетную карту, что-то измерял курвиметром и вздыхал. Экипаж его не беспокоил, человек занят подготовкой к полетам.

На северах, в Ваенге, пилоты, способные к рисованию, рисовали полетные карты на потолке. Ляжешь отдохнуть, а полетная карта перед глазами. Поневоле изучишь характерные особенности местности, расположение знакомых аэродромов, высоты. А тут каждый пилот эскадрильи карты прячет, чтобы посторонние проложенный курс не увидели. Хотя какие они посторонние? Из своей же эскадрильи, только другие экипажи.

Следующий день выдался без полетов. Но вечером все изменилось – капитан пришел озабоченный из штаба.

– Вылет через полчаса. Механик, как машина?

– Аэроплан к полету готов! – шутливо доложил Илья.

– Чтобы баки под пробки были, на максимальную дальность идем. Лишь бы встречного ветра не было.

Уже в сумерках к самолету прибыл крытый грузовик. Из кузова выпрыгнули парни в комбинезонах, покидали в фюзеляж груз и сели сами. Старший подошел к капитану:

– Можем взлетать.

– Запускаем!

Несколько минут ушло на прогрев моторов, и «Дуглас» вырулил на взлетно-посадочную полосу. На несколько минут зажегся прожектор, освещая полосу, но как только самолет взлетел, прожектор погас. Немцы и по ночам беспокоили, их FW-189 или «рама» летали, высматривая. Прожектор же на земле издалека да еще и с высоты виднее.

«Дуглас» набирал высоту. Иван обернулся и посмотрел в открытую дверь кабины. Парни надевали парашюты, их с мешками не спутаешь. На груди у них уже были приторочены увесистые рюкзаки, на них – автоматы. Парашютисты!

Летели долго. Иван с беспокойством начал поглядывать на бортовые часы и указатели топлива. Самолет уже четыре часа был в пути, пора было ложиться на обратный курс. Но капитан был невозмутим.

Судя по времени, они уже должны были пролететь всю Белоруссию, дальше – польские земли.

Наконец командир отдал команду подготовиться к выброске. В фюзеляже, в грузовой кабине, замигала желтая лампочка, и бортмеханик открыл дверь. В отсек ворвался сильный ветер и капли дождя.

Парашютисты встали и повернулись лицом к двери. Загорелся зеленый сигнал, и Илья заорал:

– Пошел! Первый – вперед!

Парашютисты прыгали один за другим. Вот последний из них покинул самолет, и Илья захлопнул дверь. Сразу стало тише, по кабине перестали гулять сквозняки.

Иван посмотрел на высотомер – восемьсот метров. Не низковато ли для такой погоды?

Командир как будто прочитал его мысли:

– Кучно сядут, не придется друг друга три дня искать.

Самолет продолжал свой полет на запад. Надо было разворачиваться, на восток двигаться, на аэро-дром.

Иван не сдержался:

– Командир! Топлива на обратный путь в обрез. Поворачивать надо.

– Еще километров двадцать, а потом разворот. Не понял?

– Пока нет.

– У немцев свои посты наблюдения есть. Наш самолет засекли небось. Обычная ошибка экипажей: где сбросили груз или парашютистов, развернулись, там немцы и искать будут. Своего рода подсказка врагу. Я же немецким пособником не был и не буду. Пролетим дальше, развернемся – пусть они там ищут, далеко от места выброски. Усек?

– Дошло.

Вроде мелочь. Для экипажа все равно, где развернуться, а для парашютистов – лишние проблемы, а то и потерянная жизнь, сорванное задание.

После разворота на обратный курс командир убрал обороты двигателей. Максимальная скорость Ли-2 была 320 километров в час, но для такой скорости расход топлива большой, и потому им приходилось экономить, держать скорость 240–250 километров. До рассвета они успеют пересечь линию фронта, зато гарантированно сядут на своем аэродроме, а не совершат аварийную посадку с пустыми баками. Пустой самолет, легкий попутный ветер, высота шесть с половиной тысяч метров… В таких условиях расход топлива меньше, а главное – встреча с вражескими истребителями маловероятна. Обычно и наши и немецкие истребители летали на высоте от трех до четырех километров. Таким образом, хотя за бортом и ночь, встреча с вражескими самолетами была возможна.

В качестве ночных истребителей немцы использовали двухмоторные Ме-110, оснащая их одним мощным прожектором. Применяли их в основном для воздушной обороны городов. Но бывало, выпускали их на перехват наших транспортников и бомбардировщиков. В начале войны немцы о ночных перехватчиках не думали, но когда в начале войны наши ДБ-3 Ф нанесли удар по Берлину, спохватились.

Иван смотрел на приборы и думал, что ему повезло. Капитан Савицкий – летчик отличный, у него есть чему поучиться. Вроде бы мелочи, но они существенно влияют на выполнение заданий. До тех пор, пока он не стал летать вторым пилотом, Иван сам себе был и командир, и второй пилот, учился на своих ошибках. А теперь слушал, наблюдал. Такой опыт передается от пилота к пилоту, ни из одного официального наставления его не приобретешь.

Они пересекли линию фронта, когда уже начало светать. Еще час полета – и Подмосковье, аэродром. Самолет коснулся полосы, начал тормозить – и вдруг двигатели, сначала один, а через пару секунд и второй, заглохли. Но капитан сидел невозмутимо, как будто ничего не произошло.

С полосы на свою стоянку их уже утащил грузовик.

Полет был долгим, экипаж устал. Капитан отправился в штаб – на доклад о выполнении задания, а остальные потянулись в домик. Хотелось просто растянуться на койке и спать, спать, спать…

Улегшись в койку, Иван сразу отключился. Все-таки человек – существо дневное, и ночью спать должен. А служба требовала ночного бдения.

Проснулись все почти одновременно и, приведя себя в порядок, потянулись в столовую. А когда вернулись, обратили внимание на то, что в доме тихо.

Иван поинтересовался у Ильи:

– Что это женщин не видать?

– Понравились? А ты что, не заметил, что их самолета на стоянке нет? На задании, наверное.

– Это днем-то?

– А ты думаешь, что полеты только ночью и только в тыл? Могли груз куда-нибудь транспортировать – в Пермь или в Архангельск. Мы ведь тоже в Челябинск летали, когда ты в экипаж пришел.

– Верно.

Пришел командир, лицо у него было довольное.

– Хорошая новость! От парашютистов радиограмма пришла: «Высадка прошла успешно, все в сборе, приступаем к выполнению задания».

– Вот смелые ребята, – подал голос бортстрелок Савелий. – В чужом тылу, помощи ждать неоткуда, а еще ведь задание выполнять надо, и наверняка рискованное.

О таких заданиях, о выбросе парашютистов, посадках у партизан обычно говорить было не принято. Эскадрилья подчинялась штабу ВВС, но большую часть полетов выполняла в интересах НКВД или партизанского штаба.