Десятник обеспокоенно кашлянул:

— Я о птице…

Дебрен непонимающе посмотрел на него:

— Висит на ней, мерзавка. А огромная-то — как индюк, так что…

— Дроп? — Збрхл наклонился над пропастью. — Ты жив?

— Зенками хлопает — значит жив, — доложил лучник.

— Дроп, что с Лендой? — Дебрен несколько мгновений боролся с собой, прежде чем задать этот вопрос. Ответа он боялся.

— Птицу спрашиваете? — уточнил Врахта. — Пустой номер.

— Она умеет говорить, — пояснил Збрхл.

— Трепаться, — уточнил десятник. — Знаю, наслушался. Сильна клювом так, что уши вянут. Но она как раз клювом-то за девку держится. За портянку, конкретно. Если вы так свою Ленду любите, господин Дебрен, то не стану говорить, откуда паршивец у вашей любимой окровавленную тряпку вытянул. Одно только скажу: нормальный мужик такого хама, не раздумывая бы… Я его застрелю, — решился он. — Вам полегчает. И груз уменьшится, и честь не пострадает.

— Нет.

Врахта пожал плечами, отложил лук.

Дебрен и Збрхл, отдыхая каждые полбусинки, дюйм за дюймом перетягивали узел через щель. Скорее всего они бы не справились; лучник не лгал, щель действительно сужалась кверху, и дело у них шло все хуже. К счастью, это тянулось так долго, что к Дебрену вернулась способность трезво мыслить.

— Придержи! — Он помог Збрхлу перебросить веревку через плечо, защемить в другой щели, более подходящей. Потом подбежал к пылающему костру, все меньше похожему на фуру, вытащил обгоревшее дышло. Остатки веревки сгорели вместе с фурой, поэтому пришлось рискнуть, и он просто опустил дышло вниз, надеясь что оно не выскользнет из-под натянутой под тяжестью Ленды веревки.

Не выскользнуло. Подталкиваемое телекинезом дышло медленно заскользило вниз, доехало до того места, где для Дебрена заканчивалась видимость.

— Тяни, Збрхл. Только понемногу.

Ниже могла быть еще дюжина ловушек, которые удерживали бы веревку. Дебрен не решался спрашивать у тех, что стояли напротив. Идеи у него кончились: либо это, либо…

Сопротивление увеличилось. Збрхл подтягивал и дышло. К счастью, оно было гладкое, веревка по нему передвигалась легко, и Дебрену удавалось удерживать неустойчивое равновесие. Дважды он дернул слишком сильно, дышло подскочило выше, и прижатая к камням веревка застопорила ротмистра, но это не было трагедией.

И все же у них получилось. Он не ошибся, не расслабился, даже когда из-за камней выползла знакомая петля и синяя от застоявшейся крови рука.

— Я надеялся, что у вас ничего не получится, — вставая, признался Врахта. — Что все решит судьба. Но, видимо, у меня сегодня неудачный день. Пожалуй, пора…

Дышло, хоть и защищало перетаскиваемое по нему тело Ленды, перестало быть нужным, поэтому Дебрен позволил себе поглядеть через разлом. Десятник без энтузиазма укладывал стрелу на тетиву.

— Советники тебя взашей выгонят, — спокойно проговорил магун.

Вероятно, это спокойствие удержало Врахту от того, чтобы поднять лук. Его подчиненный, не в силах оторвать взгляда от выпяченных ягодиц перетягиваемой через край обрыва девушки, вообще забыл, что у него есть лук.

— Меня? — осторожно переспросил десятник.

— Ну, убьешь ты ее, и что дальше? — Дебрен смотрел ему в глаза еще и потому, что боялся смотреть вниз. — Тракту в любом случае конец. Придется разблокировать старую дорогу. А ее грифон стережет. Знаешь, во что обойдется Грабогорке его уничтожение?

— В три батареи машин, — ответил за Врахту Збрхл. Он перестал тянуть веревку. — По пять дюжин стрелков для обороны каждой, по тридцать пикинеров и других пехотинцев для прикрытия стрелков. Плюс обоз, плюс разведка… И не меньше недели жалованья на содержание этой команды. Впрочем, насколько я знаю грифона, скорее всего — месяц. Возможно, год. А то и дольше.

— Это меня не колышет. Пусть у советников головы болят.

— У тебя, у тебя. Потому что сначала они огорчатся — и крепко огорчатся, а потом в благодарность за глупость по кошелю ударят и пошлют на княжеский тракт в качестве авангарда. А оттуда, насколько я знаю грифона, ты живым не вернешься. Впрочем, и от трех батарей, пяти дюжин и трех десятков тоже мало что останется. Два века никто с грифоном справиться не мог, так чего бы ради это удалось теперь?

— И что же вы советуете? — спросил явно обеспокоенный Врахта.

— Советую вернуться в город, — выручил Збрхла Дебрен. — И доложить, что в геройском бою ты все Замостки перебил и почти что спас мост от их посягательства. А когда мост все же рухнул, ты незамедлительно предпринял все возможное, чтобы открыть для торговли альтернативный путь.

— То есть?..

— То есть спас жизнь любимой женщине знаменитого чароходца, который в благодарность за столь благородный поступок обязался безвозмездно, — Дебрен замялся, — то есть, конечно, по сравнению с гигантскими размерами предпринятых действий… ну, обязался спасти Грабогорку от банкротства. Иначе говоря, прикончить грифона. За символические… хм-м… сто дукатов.

— Сто дукатов? — Врахта от изумления упустил стрелу.

— С учетом налогов, — быстро спасовал чародей. — Потому что если это учесть, то всего лишь…

— Дневное содержание вышеупомянутой экспедиции, — прервал его ротмистр, — составляет, грубо говоря, тридцать дукатов. Не считая вооружения, поврежденного оборудования, пищевого довольствия, вдовьего возмещения, компенсаций, лесной подати, дорожных оплат, затрат на обязательные благословения…

Врахта замахал руками, давая Збрхлу знак замолчать.

— К тому же я возьму только аванс, — добавил Дебрен. — Десять жалких золотых монет. Остальное город выплатит, когда явится за грифоновым трупом в трактир. За такие деньги уважающий себя бесяр даже самого простого высыса не тронет.

— Ну ладно уж, ладно. Если спокойно посчитать, то вы правы: прямо-таки с неба советникам свалились. Только вот не знаю, как вы собираетесь эту бестию… С бандой кметов-то едва-едва справились, да и то с помощью моста. А грифон, следует вам знать…

— Если не справится, — выручил Дебрена Збрхл, — то аванс вернет, да еще и штрафные выложит.

— Это как же? — деловито спросил Врахта. — Из грифонова брюха?

— Петунка Выседелова за него ручается. А ей есть чем. «Невинка» сейчас единственный трактир на единственной дороге. Дерьмо и вонь! — Ротмистр неожиданно улыбнулся себе под нос. — Разбогатеет.

Врахта, ни слова не говоря, многозначительно перевесил лук через спину.

Двумя бусинками позже бессильное, отсвечивающее белизной ног и ягодиц тело Ленды лежало на краю южной опоры вместе с окровавленной портянкой, свисающей из промежности, словно послед, с вымокшим и полуживым попугаем в качестве новорожденного.

Збрхл, хоть и не был свежеиспеченным отцом, повел себя как пристало отцу: нарушил родовую традицию и, глупо улыбаясь, потерял сознание. Дебрен положил ему на грудь дрожащего Дропа и укрыл обоих снятой с конского трупа попоной.