– Вы уверены, что любой конфликт интересов должен обязательно заканчиваться мордобоем? – спросила она. – А что, если попробовать дружить?

– Ну что ж, – сказал Маркус, вежливо улыбнувшись женщине, сидевшей на противоположной стороне стола. – Можно попробовать, ваше величество. In tabellas referre[155], как говаривали древние римляне. Запишем для памяти.

– Запишем, – спокойно кивнула Нор. – Но главное, давайте реализуем на практике, если не возражаете.

– Non progredi est regredi[156], – пожал плечами Маркус, которого ни с того ни с сего пробило вдруг на стопудовую латынь. Не иначе как от напряжения. – Было бы глупо отказываться.

– Вот и не отказывайтесь, – улыбнулась она. – Вы ведь неглупый человек, Маркус.

Ее асимметричное лицо и спокойный взгляд из-под полуопущенных век вызывали у Маркуса необъяснимое беспокойство.

– Хотелось бы так думать. – Он едва удержался от того, чтобы не брякнуть очередное свое «Meo voto»[157]и с облегчением перевел дух. Разговор, если подумать, складывался вполне благополучно. Однако, как выяснилось в следующее мгновение, он явно поспешил с выводами.

– А о чем вы все время хотите меня спросить, но не решаетесь? – неожиданно спросила Нор.

– Я? – Ему неприятно было ощущать себя мальчишкой, попавшимся за подглядыванием в женской раздевалке, но, похоже, так все и обстояло.

– Ты, – усмехнулся молчавший до сих пор Макс. – А спросить, дорогая, мой кузен хотел о том, как определяются наши с тобой отношения. Ведь так, Маркус?

Хорошо, что Маркус разучился краснеть еще много лет назад, иначе бы он точно покраснел.

– С чего ты взял? – сделал он удивленные глаза.

– Законный вопрос, – как ни в чем не бывало снова улыбнулась Нор, если, конечно, то, что вытворяли ее полупарализованные губы, можно было назвать улыбкой. – Не стесняйтесь, Маркус, вы в своем праве. Я предложила вам дружбу, не так ли? А дружба подразумевает известную степень откровенности. Наши отношения определяются как matrimonium instum[158]. Вы удовлетворены?

– Вполне, – криво усмехнулся Маркус, уже догадавшийся, как должны были восприниматься собеседницей его очень вольные переводы с латыни.

От воспоминания об этом разговоре его и сейчас едва не бросило в жар, однако и этот разговор тоже со всей очевидностью доказывал, что вести переговоры с людьми, о которых так мало знаешь, как это случилось теперь с Маркусом, труд не из легких. Ведь для успешного диалога необходимо – хотя бы вчерне – понимать противоположную сторону, но как раз это-то и являлось проблемой. Маркус никак не мог их «ухватить». Иногда ему казалось, что он начинает понимать этих людей, но уже в следующую секунду выяснялось, что понимание его было, в лучшем случае, поверхностным. Все здесь было совсем непросто. Чтобы понять их мотивы, для начала следовало хотя бы разобраться с тем, кто они такие. Дешевые авантюристы, волею обстоятельств завладевшие волшебной лампой Аладдина, или серьезные трезвые люди, находящиеся в своем праве? Что характерно, они совершенно спокойно давали ему повод думать о них все, что угодно, предоставив полную свободу «взвешивать и судить» так, как ему заблагорассудится. Хотя, с другой стороны, за таким их поведением, вполне возможно, скрывался тонкий умысел, но тогда чего они, собственно, добивались? Хотели его запутать и заставить совершать поспешные действия? Тоже возможно, но с тем же успехом они могли применить к нему и более действенные средства, а то, что таковые у них имеются, Маркус знал теперь совершенно точно. Вопрос, однако, случайно ли он об этом узнал, или это тоже было частью их игры?

– Не волнуйтесь, Маркус, – усмехнулась неожиданно полностью «выздоровевшая» Нор и аккуратно положила в выстеленную стеганым бархатом квадратную шкатулку красного дерева небольшой невзрачный на вид шар, по-видимому, выточенный из какого-то камня, похожего на песчаник. – К вам я эту штуку применять не буду.

Она закрыла выпуклую крышку, щелкнул замок, и Маркус вдруг догадался, что резное темное дерево маскирует какой-то другой, многократно более прочный и надежный материал.

– Его зовут «Пленитель Душ», и он сродни вашему «магендовиду», но у него другие функции. – Она легко подняла шкатулку за ручку, вделанную в крышку, и передала ее своему телохранителю, и этот молодой атлетически сложенный мужчина вынужден был взять «деревянный ларец» двумя руками, чтобы справиться с его тяжестью.

– Впрочем, вы видели…

О да. Он видел, как встрепенулся и сразу же застыл строй новобранцев, среди которых видны были и европейцы, и африканцы, и азиаты. Все они теперь смотрели на королеву Нор с одинаковым выражением любви и преданности.

– Что поделать, – объяснила она, холодно улыбнувшись. – У меня нет времени ждать, пока контрразведка выявит всех шпионов, потенциальных предателей и неуравновешенных искателей приключений. Вы понимаете? Наши люди воспитаны в традиции, они знают меня много лет, у них есть идеалы и представление о чести. А что есть у этих бывших наемников, уголовников и наркоманов? Ничего у них нет, вернее, не было…

«Не было. Возможно, что и так, но, с другой стороны…»

Маркус вполне допускал, что у тех мужчин и женщин, которые на его глазах практически нечувствительно – мгновенно и, как он понимал, необратимо – превратились в рекрутов этой их Аханской империи, за душой действительно не было ничего такого, о чем стоило бы по-настоящему жалеть. За душой или в душе и в прошлом, разумеется, однако выглядело все это не сказать чтоб очень аппетитно. Страшновато все это выглядело, вот в чем дело. Впрочем, Маркус давно уже не был сентиментальным юношей, приходящим в ужас от несовершенств окружающего мира. Иногда он даже сомневался, что вообще хоть когда-нибудь был таким. Поэтому, «проглотив», не поморщившись, очередную порцию горького лекарства против иллюзий, он задумался совсем о другом.

«И кто же тогда вы сами?»

Вопрос не носил и тени морального осуждения. Маркус не считал себя вправе судить других, вполне отдавая себе отчет в том, что такое есть он сам. Однако ему было не просто интересно, но и жизненно важно понять, что имеется за душой у этой странной женщины – королевы Ай Гель Нор или, возможно, просто Лики, – которая с одинаковым достоинством носила как нынешнюю свою победительную красоту, так и «уродство» тяжелой болезни. Что оставила она в своем прошлом? Что несла в своем сердце в неведомое будущее? Что связывает ее со всеми этими людьми – Максом, Виктором, Викторией, Йфф? Увы, в распоряжении Маркуса имелись лишь обрывки информации, из которых целостная картина пока никак не складывалась. И все-таки общее впечатление было такое, что все они люди неординарные, и еще одну вещь Маркус понимал тоже: все они были ему скорее симпатичны, чем наоборот. И люди, и… и нелюди тоже.