Вот Еременко безуспешно пытается организовать оборону на подступах к Сталинграду: «Район крайне беден лесами. Открытый характер местности, естественно, сильно затруднял маскировку войск и путей их снабжения. Рельеф местности… не представлял каких-либо препятствий для передвижений частей любого рода войск… Для организации упорной обороны рельеф местности не создавал благоприятных условий, мало помогали этому и водные преграды (особенно когда оборонительные рубежи создаются без их учета. — Авт.)… Во всех отношениях театр военных действий был для нас неблагоприятным».

А вот буквально на том же месте проводятся контрудары: «…открытая степная местность района боевых действий, на которой трудно укрыться, была неудобной как для сосредоточения войск, так и для их передвижения».

Плохому танцору люстра мешает, генералу — рельеф.

В 1942 году в боях за Ржев, Вязьму, Сычевку, Гжатск и за жуковский «опыт войны» войска двух фронтов потеряли до полутора миллиона бойцов и командиров, попутно изучая местный рельеф. Жукову никого не удалось «победить». Поскольку маршал, по мнению адмирала Кузнецова, «ревностно относился к каждому листку лавра в награду за ожидаемую победу», задним числом была придумана история, как Жуков с Василевским придумали план победной Сталинградской операции. Но, во-первых, всем известно, что штабист из Жукова был никакой. Во-вторых, Жуков вместе с Василевским в качестве представителей Ставки действительно участвовали в подготовке контрнаступления под Сталинградом. Правда, по мнению Рокоссовского, они больше мешали, чем помогали командующим фронтами.

Ржевский выступ, сокращая линию фронта, немцы оставили сами в феврале 1943 года, без боя.

Лучше поменьше делать ошибок,

чем на ошибках учиться.

Маршал М.Н. Тухачевский

После окончания войны настало время писать историю и делить славу. Первым делом победу над Германией объявили результатом «мудрой политики большевистской партии» и доказательством преимуществ социалистического строя. Сам факт Победы, таким образом, оправдывал все — ликвидацию целых слоев населения (классов), коллективизацию, голод, переселения народов, массовые репрессии, чистки в армии, тотальный контроль над личностью — и подтверждал неоспоримое право Коммунистической партии и дальше направлять и наставлять советский народ на пути «к светлому будущему всего человечества»

Главным архитектором Победы являлся, конечно, «величайший вождь и полководец» Генералиссимус Советского Союза И.В. Сталин: «Гениальное научное предвидение событий, величайшее уменье И.В. Сталина находить правильные решения самых сложных вопросов, непреклонная воля к победе стали источником сил советского народа и армии».

Естественно, что и советское военное искусство было объявлено «самым искусным».

Маршал Василевский писал:

«Сталинская стратегия в Великой Отечественной войне отличалась мудростью, глубиной стратегических замыслов, замечательным проникновением в замыслы и планы противника (ну как, например, обход Москвы с востока. — Авт.), решительностью постановки целей и мобилизацией всех возможностей для их достижения (несомненная заслуга Иосифа Виссарионовича. — Авт.)… Под руководством товарища Сталина Советские Вооруженные Силы показали образцы проведения упорных оборонительных и решительных наступательных действий, а также блестяще осуществили ряд контрнаступлений, овладев на практике этим замечательным видом наступления. Сталинская тактика (была и такая? — Авт.) отличалась гибкостью, полным отсутствием шаблона, замечательным искусством маневрирования, умелым сочетанием форм борьбы, настойчивым достижением поставленных целей, всесторонним использованием техники и хорошо организованным управлением войсками».

Чтобы ярче высветить роль Верховного Главнокомандующего, некоторых «зазнавшихся» полководцев пришлось «задвинуть» в отдаленные округа или отдать под суд.

Но и самые великие диктаторы не вечны. Не прошло и трех лет после смерти Сталина, как его верный соратник Н.С. Хрущев заявил, что для страны было бы лучше, если бы вождь всех народов преставился лет на пятнадцать раньше (!): «Если бы Сталин умер к началу Второй мировой войны, то есть к 1939 году, то и Великая Отечественная война могла пойти по другому руслу. Страна лучше бы подготовилась к ней. А так он все взял на себя и ошибся… в конце концов, мы под руководством Сталина одержали победу, но с чересчур большими жертвами, неимоверными потерями. Без Сталина враг явно был бы разгромлен с меньшими потерями». Видел бы Иосиф Виссарионович своего «маленького Маркса» в те дни, когда тот вещал с трибуны XX съезда.

Историю надо было переписывать. Естественно, что главным сражением, решившим исход войны, стала Сталинградская битва, а главными ее героями — Хрущев и Еременко. Военачальников, поддержавших нового генсека в его начинаниях, осыпали наградами и объявили

«видными полководцами». Несогласных, вроде маршалов Голованова и Рокоссовского, спровадили на пенсию. В новой редакции войну выиграли вопреки ошибкам Верховного Главнокомандующего, который в военном деле мало что понимал.

Особой «гибкостью хребта» отличался несгибаемый маршал Жуков. С 1955 года — он ярый борец с «культом личности». «Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, — пишет адмирал Н.Г. Кузнецов, — как распрямляющаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всем поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу… Сталин правильно и вовремя заметил опасные стремления Жукова приписывать все себе». Позднее, когда Хрущев тоже заметил «опасные стремления» и отправил маршала на заслуженный отдых, Георгий Константинович в своих мемуарах оценил роль Сталина довольно высоко. И то сказать: невелика честь «самому Жукову» быть заместителем у недоумка.

Трогательную историю из тех времен поведал Константин Симонов: «Жуков говорил о том, что его волновало и воодушевляло тогда, вскоре после XX съезда. Речь шла о восстановлении доброго имени людей, оказавшихся в плену главным образом в первый период войны, во время наших длительных отступлений и огромных по масштабу окружений… Видимо, этот вопрос касался каких-то самых сильных и глубоких струн его души. Наверное, он давно думал об этом и много лет не мог внутренне примириться с тем несправедливым и огульным решением, которое находил этот вопрос раньше. Он с горечью говорил о том, что по английским законам оказавшимся в плену солдатам и офицерам за все время пребывания в плену продолжали начислять положенное жалованье, причем даже с какой-то надбавкой, связанной с тяжестью положения, в котором они находились.

«А что у нас, — сказал он, — у нас Мехлис додумался до того, что выдвинул формулу: «каждый, кто попал в плен — предатель родины» и обосновывал ее тем, что каждый советский человек, оказавшийся перед угрозой плена, обязан был покончить жизнь самоубийством, то есть требовал, чтобы ко всем миллионам погибших на войне прибавилось еще несколько миллионов самоубийц. Больше половины этих людей были замучены немцами в плену, умерли от голода и болезней, но, исходя из теории Мехлиса, выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м, не лишили себя жизни»