отступила от мужа на пару шагов, упершись спиной в стену и плавно по ней сползла на пол. Оттуда смотрела на Альберта Романовича огромными, расширенными от ужаса и горя глазами. – Как… убили? – тихо спросила она.

Всё это время мы с Кешей были неподалеку. Но, одетые в белые халаты и шапочки, с медицинскими масками на лицах, были для Светланы Николаевны неузнаваемы. Зато внимательно наблюдали за её поведением.

Альберт Романович подошел к ней, изображая тяжелую походку. Поднял с пола, отряхнул одежду, словно та успела запылиться в стерильном помещении.

– Я не знаю, кто это сделал, – сказал он. – Мы ехали с ним из аэропорта, на нас напали какие-то бандиты, расстреляли машину в упор. Меня только поцарапало стеклами, а Максим… Она… – бизнесмен снова всхлипнул. – Её изрешетили, нашу доченьку, – и Альберт Романович снова принялся безутешно рыдать.

Светлана Николаевна, окаменев лицом, по которому даже не проскользнуло ни единой слезинки, посмотрела на мужа и сказала, жестко выговаривая каждое слово:

– Это ты, мразь, виноват в смерти моей дочери, моей родной племянницы.

– Я? – Альберт Романович убрал руки от лица, размазывая фальшивые слезы. – Почему я? Как ты можешь такое говорить, Света?!

– Это ты во всём виноват, подонок, – повторила женщина.

– У тебя стресс, ты говоришь глупости!

– Нет, я говорю правду. Это ты, тварь, должен был сдохнуть на шоссе. Но сначала – дважды! – в своём загородном доме, где ты трахал девок. В кабинете твоего дружка Кирилла Андреевича. На шоссе. Но ты всякий раз изворачивался, как змей. Четыре раза тебя должны были кончить, как последнюю собаку, а ты всё ещё жив и стоишь передо мной, пока моя девочка… моя Максим… лежит там… мёртвая!

Глава 107

Светлана Николаевна бросилась к дверям отделения, над которыми золотыми буквами на синем фоне было начертано «Реанимация». Естественно, внутрь её не пустили. Медсестра равнодушно сказала, что покойников увозят в морг, туда ей и нужно идти. Это в подвале. Женщина, резко развернувшись, бросилась по коридору до лестницы. Альберт Романович остался наверху, под контролем японцев (они изображали неподалёку посетителей), мы с Кешей кинулись за Светланой Николаевной.

Она промчалась в самый низ, где была дверь намного попроще, металлическая, с другой вывеской над ней, – «Морг». Начала колотить по ней кулаком и кричать, чтобы немедленно открыли. Настала очередь Кеши. Она подошла к женщине сзади и спросила, чего она так шумит. Для пущей убедительности стянула маску, чтобы показать строгое лицо.

– Мне нужно видеть своего сына! Его привезли сегодня! – истерично выкрикнула Светлана Николаевна.

– Фамилия, имя, отчество, – невозмутимо ответила Кеша, изображая врача. Я стоял рядом, опустив голову, играя роль санитара. Женщина назвала.

– Да, есть такая. Поступила два часа назад. Множественные огнестрельные ранения, не совместимые с жизнью, – «вспомнила» Кеша. – Вы ей кто?

– Я мать! – сказала с вызовом Светлана Николаевна.

– Хорошо. Подождите, – Кеша стукнула в дверь условным стуком, и та вскоре отворилась. Мы прошли внутрь.

– Что дальше будем делать? Мы не можем ей показать труп! Она сразу поймет, что это не Максим, – спросила моя спутница. Та, о ком мы говорили, кстати, по-прежнему лежала в реанимации и даже не догадывалась, какие события развиваются неподалеку.

– Мы ничего не покажем. Сделаем вот как, – ответил я. – Раздевайся, ложись на каталку.

– Зачем? – поразилась девушка.

– Будешь изображать Максим. Точнее, её тело.

– Как? Она же выше, сильнее меня, крупнее, – удивилась Кеша.

– Ничего, Светлана Николаевна в стрессе. Всё равно ничего не заметит. То есть поймет, но потом, а мы не дадим ей много времени.

– Хорошо, – сказала Кеша и сделала, как требовалось. Когда она улеглась на каталку, сразу покрывшись мурашками от холода, я быстренько набросил на неё простыню. Стало жутковато, как представил, сколько мертвецов здесь побывало. Даже озноб по телу прокатился. Но тут же вспомнил. Откинул ткань. Достал ёмкость из кармана – совсем про неё забыл! Попросил Кешу зажмуриться. Вскоре она ощутила, как по телу разливается густая жидкость.

– Это то, что я думаю? – спросила девушка.

– Искусственная кровь, – ответил я. – Будешь выглядеть, как жертва бандитского нападения. Твой же план!

– Я ошиблась. Раненых вообще-то моют, а тела обмывают, – замечает она.

– Раньше надо было думать. Да какая разница? Чем страшнее и менее узнаваемо ты теперь станешь выглядеть, тем большее впечатление это произведет на Светлану Николаевну, – невозмутимо говорю Кеше. «Она страшный человек», – думаю о ней несколько испуганно. Такое придумала, чтобы разговорить женщину! Жестоко, но… деваться некуда. Бизнес-леди сама виновата.

Через минуту накрываю Кешу белой простыней и отхожу в сторону. Она старательно изображает бесчувственное тело и даже дышит очень медленно и неглубоко. Потом иду к двери и разрешаю Светлане Николаевне войти в помещение морга.

– Хочу вас предупредить, что зрелище ужасающее, – мрачно говорю ей.

– Откройте, мне надо её видеть, – требует женщина.

Я выполняю требование. Но стоит мне едва приоткрыть лицо «покойницы», как Светлана Николаевна, только бросив на него короткий взгляд, вскрикнув, падает в обморок. Кеша шевелится, видимо желая ей помочь, я резко бросаю шёпотом «Лежи!» и сам занимаюсь упавшей. Приношу нашатырь, привожу в чувство, даю попить воды из графина – тут он вместе со стаканом как раз для таких случаев. Усаживаю на стул.

– Это была ваша дочь?

– Да… – сквозь слезы говорит Светлана Николаевна. – Господи, как же я виновата перед ней! Боже мой!

– Вы разве виноваты? – делаю вид, что очень удивлен. – Мне говорили, что девушка стала жертвой нападения.

Вот он, момент истины! Диктофон в моём кармане всё пишет.

– Да, я, – печально кивает головой Светлана Николаевна. – Я наняла киллеров, чтобы убить своего мужа. Вы не представляете, какой он редкий подонок. Довел до самоубийства мою родную сестру! Я узнала об этом буквально недавно, а ведь много лет думала, что она утонула случайно! Но тайская полиция все-таки смогла расследовать это дело, они прислали мне записку Лидочки, моей сестры. Там было написано «Света, прощай. Я не могу больше жить с этим монстром. Позаботься о Максим». Они нашли записку, когда стали ломать то бунгало, где они жили, чтобы построить отель. Один из рабочих, который нашел записку, сказал: он был мальчик