— Я спрашиваю о моей матери!

Айк перестал бегать взглядом по залу. Он выжидательно, со значением смотрел на Али. Она попыталась изгнать страх и растерянность и не отрывалась от его глаз.

— Quid pro quo? — спросил Томас.

— Что вы с ней сделали?

— С чего начать? С начала? С твоего начала? Ты родился в результате кесарева сечения…

— Она не стала бы рассказывать!..

Томас посуровел:

— Она и не рассказывала.

— Тогда как?.. — Голос Шоута стих.

— Я сам нашел шрам, — объяснил Томас. — И я его вскрыл. Тот самый разрез, через который ты появился на свет.

Шоут хранил молчание.

— Спускайся, — повторил Томас, — и я расскажу тебе, в какой помойке ее закопал.

Глаза Шоута заполнили весь экран, потом исчезли. Экран был пуст.

«И что же теперь?» — думала Али.

— Он убегает, — сказал Томас Исааку. — Приведите его. Живым.

Лицо Айка стало вдруг спокойным. Томас стоял у него за плечом; Айк устремил взгляд на далекие утесы. Али не могла понять, что он там ищет. Она посмотрела в ту сторону, в этот момент там блеснуло. Как мерцающая звездочка.

Айк резко нагнулся.

В это же мгновение Томас загорелся.

Его не спасли ни нефритовые доспехи, ни кольчуга крестоносцев. В обычном случае снаряд прошил бы его насквозь, а потом превратился бы в огненный шар, рассыпающий шрапнель. Но поскольку на Томасе были доспехи, снаряд не вылетел наружу. Разрыв произошел в его теле. Плоть взорвалась пламенем. Позвоночник переломился. Падал он, казалось, бесконечно.

Али смотрела словно загипнотизированная. Из горловины доспехов рвались языки пламени. У Томаса началось удушье. По горлу полз огонь. Вождь попытался вдохнуть, но изо рта вырвалось пламя. Голосовые связки сгорели, он не мог издать ни звука. Со звоном падали на землю нефритовые пластины — скреплявшая их золотая проволока расплавилась.

Томас возвышался над Али. Он должен был упасть, но держался силой воли. Глаза смотрели ввысь, словно он хотел взлететь. Наконец колени у него подогнулись. Али почувствовала, что ее куда-то дернули.

Айк тащил ее, торопясь укрыться за сломанной колонной. Он затолкнул Али за колонну и метнулся следом в тот самый момент, когда начался настоящий разгром. Шоут действовал как целая армия. Его снаряды били, словно удары грома, взрываясь белым сиянием и вспахивая библиотеку смертоносными осколками. Он поливал здание огнем; хейдлы падали.

Колонна защищала от снарядов, но не от осколков и шрапнели. Айк прикрыл себя и Али телами убитых, как мешками с песком.

При виде корчащихся в огне бесценных рукописей и свитков Али закричала. Лопались стеклянные глобусы, гравированные изнутри каким-то давно утраченным способом. Превращались в прах глиняные таблички с описаниями дьяволов, богов, городов, что в десятки раз старше «Энума элиш» — месопотамского мифа о Сотворении мира. Огонь двинулся в недра библиотеки, пожирая пергаменты и рисовую бумагу, папирус и деревянные статуэтки.

Казалось, взвыл весь город. Толпы хейдлов ринулись с холма, а некоторые сгрудились вокруг Томаса, чтобы защитить своего повелителя от поругания. Исаак с пронзительным воплем бросился в темноту — схватить убийцу; за ним устремились другие воины.

Али выглянула из-за колонны. Снайперское гнездо Шоута все еще озаряли вспышки. Чтобы получить свое, ему хватило бы единственного выстрела, но ярость взяла верх.

Пока хаос не прекратился, Айк спешил замаскировать Али. Церемониться было некогда. Огонь, кровь, ниспровержение веры, науки, истории — это оказалось для нее слишком. Айк начал сдирать с Али одежду, натирать тело охрой и грязью с убитых хейдлов. Ножом срезал с трупа кожаную повязку, веревку, перетягивающую волосы. Нацепил повязку на Али, смочил ей волосы кровью и скрутил из них рога. Час назад она еще походила на исследователя, изучающего древние тексты, на гостью повелителя. Теперь от нее пахло смертью.

— Что ты делаешь? — рыдала Али.

— Все кончилось. Мы уходим. Потерпи.

Стрельба прекратилась. Шоута нашли. Айк встал.

Кругом все еще метались раненые, слепо топтались по острой, как иглы, шрапнели. Спасаясь от жара горящих свитков, Айк припал к земле. Поднял Али.

— Быстро! — сказал он, набрасывая ей на голову какие-то лоскуты.

Они прошли мимо Томаса, лежащего в окружении преданных слуг, горящего и истекающего кровью, неподвижного под своими доспехами. Лицо его было в ожогах, но целое. Невероятно — он еще жил! Открытые глаза смотрели по сторонам.

Наверное, пуля перебила ему позвоночник, решила Али. Он только и мог, что шевелить головой. На нем лежали другие жертвы Шоута. Айк и Али, проходя, посмотрели на Томаса, и он их узнал. Он открыл рот, хотел крикнуть, но сожженные связки не издали ни одного звука.

На холм поднимались все новые хейдлы — позаботиться о своем божественном повелителе. Айк нагнул голову и побежал вниз, таща за собой Али. Кажется, им удастся убежать. И вдруг Али схватили сзади за руку.

Девушка-пленница. По лицу у нее текла кровь, она была ранена и насмерть перепугана. Девушка мигом поняла, что они затеяли — скрыться, замаскировавшись под хейдлов. Ей достаточно было крикнуть.

Айк достал нож. Девушка посмотрела на черное лезвие, и Али поняла, о чем та думает. Выросшая среди хейдлов, она немедленно заподозрила самые кровожадные намерения.

Но Айк просто протянул ей нож. Девушка переводила взгляд с Айка на Али. Может, она вспомнила что-то хорошее, что они для нее сделали, или как ее пожалели. А может, увидела в чертах Айка что-то родное, увидела свое собственное отражение. Неизвестно, о чем она подумала, но решение приняла.

Девушка на секунду отвела взгляд. Когда она повернулась обратно, варвары уже скрылись.

До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада.

Кн. пророка Ионы 2:7

Словно рыба с красивой зеленой чешуей, лежал Томас на каменном полу, лежал с открытым ртом, безмолвный, умирающий. Ему пришел конец. Ниже шеи он ничего не чувствовал и не мог ничем шевельнуть. И это было благо, учитывая, что после пули Шоута там осталось только обгорелое месиво. Агония продолжалась.

С каждым вымученным вдохом Томас чувствовал запах своего горелого мяса. Он открывал глаза, и над ним маячил его помощник. Закрывал — и слышал свой народ, упрямо ждущий великого перевоплощения. Сильнее всего его мучило, что он не может приказать своим людям уйти — огонь сжег ему гортань.

Томас открыл глаза: перед ним на кресте, оскалив зубы, висел Шоут. Хейдлы сделали все как следует — прибили руки гвоздями, для ног и ягодиц сделали небольшие опоры, чтобы он не повис на руках и не задохнулся. Распятие установили в ногах у Томаса, и он мог наслаждаться муками человека.