— Но у тебя лицо плохое. Тебя ловить и убивать. Жрец-старейшина…

— Твой старейшина в магии разбирается? Видела ты? Делал он что-то непонятное?

— Нет. Он только проклинать уметь. И просить духов гор помогать.

— А они помогать? Тьфу ты, вот уж с кем поведешься… Помогали они?

— Не знать. Может, помогать, может, само получаться. Если он не молиться, лето ведь все равно приходить?

— Именно! А теперь смотри! На меня смотри! — Роман сосредоточился, приложив на мгновение руки к лицу. Эльф давно научился изменять свою внешность, но одно дело, проведя не одну сотню лет среди людей, придумать себе лицо человека, и совсем другое прикинуться гоблином, каковых Рамиэрль знал всего пятерых. Семья Кризы не подходила, так как они могли оказаться тут же, и двойник бы вызвал подозрение. Оставался Уррик, к тому же подходивший по полу и возрасту. Роман старательно припомнил физиономию воина-гоблина и как мог ее воспроизвел.

— Ну, как? — поинтересовался он, отнимая ладони от лица.

— Какой ты красивый, — Криза не могла отвести восторженного взгляда от нового обличья Романа, — как витязь из сказков. Даже лучше! Ты не могешь всегда таким ходить? А? — в глазах девушки мелькнула надежда. — Это ты такой всегда, да? Ты просто хотел нас испытать и сделался страшным? А теперь ты стал опять ты?

— Нет, Криза, — Рамиэрль не знал, смеяться ему или плакать, — я такой, каким ты меня увидела сначала. Что поделать, такие уж мы, эльфы, уроды. Но ты не печалься. Воин, чье лицо я сейчас использую, существует. Он сейчас далеко отсюда, но он есть.

— Он какой? — нетерпеливо спросила Криза. — Он смелый? Умный?

— Смелый и умный, волчонок, — подтвердил Роман, непонятно почему чувствуя себя обделенным. Что ж, когда он устанет от своего бессмертия и ему некуда будет идти, он найдет приют и покой в Обители, будет следить за волчьими играми, охотиться на гигантских Ледовых тварей, а затем греться у костра в свете звезд… Но пока он от жизни не устал! Впереди схватка с врагом, слишком мерзким, чтобы даже помыслить об отступлении. Роман решительно тряхнул головой и засмеялся, поняв, что невольно перенял привычку Рене Арроя, — твоего красавца, моя дорогая, зовут Уррик. Может, ты с ним и встретишься. Жизнь — она ведь непредсказуемая. А сейчас очнись и идем!

Созданная Уанном река все еще рвалась наружу, только теперь ее исток был причудливо изукрашен ледяными наплывами, отливавшими всеми цветами радуги в свете взошедшей оранжевой луны. Роман и Криза спустились к воде, послушно расступившейся перед учеником Уанна. Уже вступив на скользкие блестящие камни, Роман бросил взгляд чуть вбок и не поверил собственным глазам. Лунные лучи, проникшие в холодную глубину, заиграли на эфесе до боли знакомой старенькой шпаги. Шпаги Уанна, и Рамиэрль понял, что не может оставить оружие друга здесь, в чужих горах. Он заберет шпагу с собой, это будет вечной памятью о маге-одиночке.

2229 год от В.И.

1-й день месяца Сирены.

Арция. Мунт

Ворота были намертво заперты. Сквозь кованую решетку с гербами виднелся двор, покрытый толстым слоем нетронутого снега. Снег превратил широкую пологую лестницу в белоснежный пандус, пышными валиками лежал на карнизах и подоконниках. Последний снегопад был позавчера, и не похоже, чтоб после этого кто-то подходил к особняку баронов Фло. Лупе вздохнула, понимая, что ей придется вновь тащиться через весь город, причем там ее может ждать еще один запертый дворец. Во Фронтере, разумеется, слышали, что в Мунте многое изменилось, но чтоб до такой степени…

Леопина вздохнула и повернула к Льюфере. В столице Арции она была один-единственный раз совсем девчонкой, но город с его дворцами, мостами и храмами запомнился на всю жизнь. Мунт был роскошен, шумен и небрежен, как подвыпивший нобиль. По булыжникам громыхали кареты, раздавались голоса продавцов цветов и горячих каштанов, из окон многочисленных харчевен пахло мясом, пряностями, вином. Тогда семья Лупе останавливалась у родственницы, вышедшей замуж за арцийского нобиля и до смешного гордившейся своей новой отчизной. Интересно, где сейчас милая Санчия, неужели придется ее разыскивать?! Если никого из друзей Луи нет в городе, остается только она, жившая где-то у Мраморного моста.

Лупе поежилась — вроде и не холодно, но даже шубка из золотистой фронтерской лисы не спасает от пронизывающей сырости, к тому же она очень устала и хотела есть, а продавцы каштанов и пирожков, как на грех, куда-то задевались. Женщина вздохнула и торопливо зашагала к дворцу графов ре Батар, за которых Луи ручался как за самого себя.

Шпиль, увенчанный крылатым змеем Батаров, был виден издалека, но геральдическая рептилия оказалась единственной обитательницей роскошного палаццо. Лупе в пятый раз уткнулась в запертую решетку, даже привратницкая, и та выглядела необитаемой. Женщина тяжело вздохнула. Итак, нужно решать — возвращаться или на свой страх и риск попытаться что-то разведать… Сдаваться не хотелось, но она обещала этому арцийскому мальчику, что ничего не станет предпринимать, только передаст письма его вельможным друзьям. А друзей не оказалось дома. Всех.

— У красавицы все в порядке? Она здорова? — Густой мужской голос заставил Лупе вздрогнуть. К ней участливо склонился высокий худощавый мужчина, держащий на плече измазанный красками ящичек.

— Спасибо, все в порядке, — тихо ответила Лупе, намереваясь уйти, но от человека с красками оказалось не так-то легко избавиться.

— Я давно наблюдаю за красавицей, — продолжал тот, обезоруживающе улыбаясь, — белый снег, черные ворота, рыжий мех, так и тянет нарисовать.

— Дан художник?

— О нет! — художники рисуют нобилей, а я — мазила. Рисую вывески, ну, может, иногда трактирщика с трактирщицей, во дворцы меня не пускают, да и ладно. Ничего хорошего там, особливо теперь, нету. Орлы разлетелись, одно воронье осталось,[118]благо падали хватает. А красавица в гости к кому-то приехала. С севера, я вижу?

— С севера, — подтвердила Лупе, отчаявшись отделаться от мазилы, словоохотливость которого объяснял едва уловимый винный запах, — хотела на кухню наняться. Я готовлю хорошо, у меня письма есть…

Письма у нее действительно были. Одно, якобы от хозяйки поместья на границе Арции и Фронтеры, лежало в поясе вместе с тремя аурами и двумя десятками аргов,[119]другие, с печатью Луи Арцийского, были хитрым образом зашиты в корсаже. Что ж, сказка, которую они придумали для приворотных стражников, сгодилась и для любопытного художника.

— А что, у вас вовсе худо стало? — посочувствовал тот. — Оно и понятно, чтоб умаслить юг, выжимают север. Я слыхал, война у вас там?

— Нет, — входя в роль, покачала головой Леопина, — война к северу, во Фронтере, — там, говорят, все с ума посходили, а у нас тихо пока…