Одним словом, хэмпденскому наркобизнесу был нанесен серьезный урон, и все же я ничуть не удивился, узнав, что Клоук остался верен своему ремеслу. Он разве что слегка усилил меры предосторожности. Как-то в четверг вечером я пошел к Джуди попросить таблетку аспирина. Я постучал, подвергся загадочному допросу (хриплый голос за дверью явно принадлежал не Джуди) и наконец был допущен в зашторенную комнату.

— Салют, — приветствовал меня Клоук, быстро запирая дверь и возвращаясь к столику с аптекарскими весами и зеркалом. — Чем могу?..

— Э-э, ничем, спасибо. Я вообще-то Джуди искал. Не знаешь, где она?

— Джуди в костюмерной, — сказал он, принимаясь за работу. — Я-то подумал, это она тебя сюда за чем-нибудь прислала. Ох, Джуди… Душевный, конечно, человек, но без наворотов, блин, жить не может, а это уже бес-кай-фо-во.

Он замолчал, поглощенный взвешиванием, и наконец осторожно ссыпал на бумажку порцию белого порошка. Руки у него дрожали — вот что значит постоянный контроль качества товара, подумал я.

— Просто, когда поднялся весь этот кипеж, мне пришлось выкинуть свои весы, теперь вот хожу по всем, попрошайничаю — только в медпункт еще, мать их, осталось заглянуть… Прикинь, что сегодня учудила — целый день бегала, потирая нос, и напевала «Грамм-пам-пам!», «Грамм-пам-пам!». Даже в столовой — по фигу, что все смотрят. Хорошо, никто не прорубил, но все равно стремно.

Он кивнул на открытую «Историю искусства» Янсена. Добрая половина страниц была срезана под корешок.

— Вдобавок пакетики эти чертовы. У нее бзик, что они должны быть прикольные — разворачиваешь, а там Тинторетто какой-нибудь сраный. И чуть не в драку лезет, если я вырежу так, что чья-то там задница или буфера не окажутся прямо по центру.

— Как Камилла поживает? — спросил он вдруг.

— Нормально, — вяло ответил я. Мне совершенно не хотелось думать ни о греческом, ни о моих одногруппниках, включая и Камиллу.

— Как ей на новом месте?

— В смысле?

— Неужто не знаешь? — искренне удивился Клоук. — Она переехала.

— Ты чего, совсем… Куда?

— Без понятия. Куда-то рядом, наверно. Зашел тут к близнецам — дай-ка мне вон то лезвие, — так вот, зашел вчера к близнецам, а Генри помогает ей шмотки укладывать.

Он отодвинул весы и теперь делал дорожки на зеркале.

— Чарльз сваливает на каникулы в Бостон, а она остается. Говорит, не хочет жить одна в большой квартире, а пускать съемщика — сплошные проблемы. Похоже, народу тут летом нормально будет, мы вот с Брэмом тоже хату себе подыскиваем.

Он протянул мне скрученную в трубочку двадцатку и приглашающим жестом указал на зеркало.

— Вот это я понимаю, — произнес я спустя полминуты, когда по синапсам поскакали первые искорки эйфории.

— Скажи, супер? Особенно после Лориного дерьма. Федералы послали его на анализ, так представляешь, там процентов восемьдесят талька было.

Он утер нос.

— Кстати, до тебя они тогда, случаем, не добрались?

— Фэбээровцы? Нет.

— Странно. После всей этой хрени про спасательную шлюпку, которую они всем впаривали.

— Какую еще шлюпку?

— Господи, да они всю дорогу какую-то пургу гнали. Что у нас тут сговор. Что замешаны я, Генри и Чарльз. Что мы все по уши в дерьме и в шлюпке есть место только для одного — того, кто заговорит первым.

Он снова нюхнул и энергично помассировал ноздри:

— Когда отец прислал адвоката, только хуже стало. «Зачем вам адвокат, если вы не виновны?», все такое. Вот только даже правовед этот гребаный никак не мог врубиться, чего от меня хотят. Они все твердили, что дружки мои — это, типа, Генри и Чарльз — уже меня сдали, что виноваты на самом деле они, но если я буду упираться, то навесят всё на меня.

Мое сердце скакало галопом — и не только от кокаина.

— Что — всё?

— А я знаю? Адвокат сказал, мол, не дергайся, это голимая разводка. Я спросил Чарльза — с ним ту же линию гнули. Короче… — извини, я так понимаю, ты Генри уважаешь, — но, по ходу, у него сыграло очко.

— Чего?

— Чего, чего. Он весь из себя такой правильный — наверно, даже ни одной библиотечной книжки ни разу не задержал, а тут на него ФБР, как снег на лысину. Черт его знает, что он им там наплел, но он реально переводил стрелки, причем на всех подряд.

— На кого, например?

— На меня, например. — Он закурил. — И на тебя, прости за прямоту.

— На меня?

— Ну, я-то о тебе точно ни разу не заикнулся — блин, да я тебя, считай, и не знаю совсем. Но твое имя там всплыло.

— Хочешь сказать, они обо мне говорили? — ошарашенно переспросил я.

— Может, это Марион им что-то про тебя брякнула, не знаю. Там список километровый был: Брэм, Лора, даже Джад МакКенна… Про тебя всего пару слов сказали, уже под конец. Не спрашивай почему, но мне показалось, они и к тебе хотят нагрянуть. По-моему, это было как раз за день до того, как нашли Банни. Я как раз тогда у близнецов был. Генри как-то прознал, что федералы опять собираются к Чарльзу, и звякнул ему — мол, шухер, к тебе идут. Я, понятно, тоже не жаждал с ними встречаться, так что взял и слинял к Брэму, а Чарльз вроде забурился в какой-то бар и нажрался там до потери пульса.

Мое сердце, казалось, превратилось в огромный воздушный шар — сейчас он лопнет и разнесет мне грудную клетку. Неужели Генри потерял голову и попытался натравить ФБР на меня? Не сходится. Он никак не смог бы подставить меня, не подведя под монастырь и себя самого — по крайней мере, я не видел ни малейшей возможности. С другой стороны… («Паранойя, немедленно прекратить», — приказал я себе.) С другой стороны, что, если Чарльз заглянул тогда ко мне совсем не случайно? Может, он все понял и, втихаря от Генри, уберег меня от надвигающейся беды?

— Слушай, по-моему, тебе сейчас не помешает выпить, — заметил Клоук.

Я встрепенулся:

— Ага. Наверно, не помешает.

— Тогда тебе прямая дорога в «Старую корчму». «Чумной четверг» как-никак. Два по цене одного.

— А ты идешь?

— Ты че, мужик? Все идут. Ё-мое, хочешь сказать, ты никогда на «Чумном четверге» не был?!

И я отправился в «Старую корчму» вместе с Клоуком, Джуди, Брэмом, Софи, какими-то ее подружками и еще целой толпой незнакомого народа. Не помню, когда я вернулся домой, но проснулся я в шесть вечера на следующий день, когда ко мне постучали. Голова раскалывалась, живот крутило, но я все же поднялся, накинул халат и открыл. На пороге, улыбаясь, стояла Софи и держала в руках бумажную тарелку с рогаликом. Судя по заляпанной глиной футболке и выцветшим джинсам, она была прямо с занятия по керамике.

— Ты как? Все путем? — спросила она, заходя.