– А ты небось божьим духом питаешься? Я такой же красный партизан, как и ты!

– Если ты красный партизан, то покажи мне свое красное знамя! – зло и требовательно заговорил Новик, поднимаясь, и вместе с ним стал подниматься Колобок. Они вставали, опираясь грудью о грудь.

Разговоры за столом стихли, круг распался, колобковцы стягивались за спину Колобкова, новиковцы подбирались к Ивану.

– А твое?.. – нашелся Колобков.

– Я-то покажу, а вот ты сперва покажи…

– Ну вот и покажи!..

– Так я же первый сказал.

– Ну раз сказал, вот и покажи! – брал верх Колобков.

– Колобок, – процедил сквозь зубы Новик, – если у тебя знамени нет, я…

– Ну покажи, покажи, – словно подначивал Колобков.

– Козленков! – заорал Новик.

Вмиг рядом оказался красноармеец, вмиг он скинул гимнастерку. Знамя было намотано на тело, и его размотали, развернули. Это было знамя корпуса, то самое, которое вышивала Наталья.

Молча и неподвижно смотрели на него красноармейцы.

– Теперь ты свое показывай, – тихо попросил Новик.

Колобок глянул в ответ коротко и воровато и отвел глаза. И тут же страшной силы удар Иванова кулака кинул Колобка прочь. Он полетел в костер, обрушив в огонь свинью, вскочил и кинулся к своей лошади.

– Наших бьют! – крикнул кто-то и бандитски засвистел.

И зазвенели клинки, закружились в поединках кавалеристы. И полетела на землю голова Государева-внука, срубленная Государевым-дедом. И падали с лошадей колобковцы и, не выдержав, подставили спины, и, преследуя, новиковцы стреляли им вслед.

Глава третья

В той, второй битве близ Курукшетры, которая в отличие от первой осталась вне поля зрения современников и потомков, Новиков наголову разбил Колобкова. Но главным итогом второй битвы близ Курукшетры стало то, что после нее Первый особый как боевое соединение перестал существовать. Придет время, и специалисты ответят на вопрос, как тридцатитысячный хорошо вооруженный корпус, ведомый великой идеей освобождения народа от многовекового рабства, мог практически незаметно и без последствий рассосаться на сравнительно небольшом пространстве полуострова Индостан. Придет время… А мы продолжим наш рассказ.

Индия. Город Аллахабад.

6 мая 1931 года

Аллахабадский базар гудел и шевелился. Медленно и бесцельно брел Иван вдоль длинного ряда, где сидели на земле торговцы драгоценными камнями и украшениями. Он совсем не был похож на бывшего комэска Ивана Новикова, это был индиец, обычный нищий индиец, непонятно, правда, к какой касте принадлежащий.

– А вот золото, настоящее русское золото! – прокричал ему на урду продавец, протягивая большой медный крест.

Иван усмехнулся на ходу, не глянув на продавца, но то, что он услышал за своей спиной, заставило его остановиться.

– Чурка индусская, – сказано было в его адрес на чистом русском языке.

«Колобок?» – удивленно спросил себя Иван.

Они сидели в теплой пыли рядом с шумным загоном, где торговали овцами, поэтому приходилось говорить громко, почти кричать.

– Выпить бы за встречу, – поделился Колобков идеей. – Если у тебя деньги есть, так я мигом рисовой водки приволоку!

Иван махнул рукой, и жест этот означал, что пить ему совсем не хочется, да и денег, кстати, ни шиша.

– Ты как живешь, расскажи, – заглядывая Колобку в глаза, попросил Иван.

– Да начинаю жить, Иван Васильич, торговлишка вот… Деньжат подкоплю, поеду в Вадодару, жену куплю, там жены дешевые.

Иван смотрел на бывшего соратника удивленно и непонимающе. Колобок усмехнулся.

– Да я ж в мусульманы записался, Иван… Раньше надо было, сейчас бы уж…

– Так ты чего, в Аллаха поверил?

– Поверил не поверил, а жить надо. В Индии, Иван, без веры не жизнь. Мои татары да башкиры давно освоились, так теперь и живут. Одни мы, дураки…

Иван ничего не сказал.

– А чего? – продолжал настаивать на своем Колобок. – Делов-то… Чикнули там ножиком, жалко, что ль? Небось в гражданскую с меня побольше мяса посрезали. Ну что ты головой крутишь? Давай к нам, Иван, я посодействую…

– Нет, – Иван помотал головой, улыбаясь. – Я свининки жареной страсть как люблю пожрать.

– Свинину нельзя, это верно, – со вздохом согласился Колобок. – А чего тогда делать собираешься?

Иван внимательно посмотрел на бывшего сослуживца, помолчал, как бы размышляя, говорить или не говорить, и признался:

– Возвращаться.

– Возвращаться? – Колобок засмеялся. – Это мы пробовали.

– Когда?! – Иван жадно подался к Колобку.

– Когда-когда… – Колобок отвернулся и продолжил, глядя в сторону: – Сразу после того, как мы с тобой под Курукшетрой схлестнулись… Тридцать душ нас тогда осталось. Сели думать да гадать, как дальше жить. Государев-дед говорит: в Турцию пойду к некрасовцам, староверы это ихние, как уж они там оказались, не знаю. Ну хрен с тобой, иди. Жорка Нашев, болгар, помнишь? С Киселем, дружком своим, до Америки решил добираться. Только я слыхал потом, Кисель Жорку кокнул из‑за чего-то еще здесь, в Индии, а теперь в ашраме, ёхом заделался…

– Ты мне про… – торопил Иван.

– Ну вот… Десятеро нас, я одиннадцатый, почапали… Дошли вдевятером, двое в дороге окочурились. Ну, дошли. Подошли к заставе нашей. Я говорю: «Давайте одного пошлем, а остальные – поглядим, что будет». Они говорят: «Мы пойдем, а ты смотри, а если что, расскажешь всем нашим что и как». Я согласился. Залег, гляжу, что будет… Подходят наши к нашим. Челнок говорит: «Из Индии мы, вертаемся». Они хвать их всех и бить… Боем смертным били всю ночь, а наутро расстреляли, сам видал.

Иван сидел не двигаясь, молчал.

– Нет, Иван, назад нам ходу нет. Верно, чего-то такое мы знаем, чего знать нам не положено. Да разве б мы стали болтать, подписку все-таки давали…

Колобок хотел продолжить, но осекся, почувствовав, а потом увидев неожиданно злой взгляд Новика.

– Ты чего? – спросил он испуганно.

– В бинокль глядел али так, с-под руки, когда ребят расстреливали?

Иван стал медленно и угрожающе подниматься, и Колобок стал подниматься тоже, но явно труся.

– А я чего, я говорил, давай одного пошлем, а сами поглядим, а они все поперлись…

– Пошлем… – цедил сквозь зубы Иван. – Сам бы пошел, комдив… А то они там лежат, а ты здесь ворованной казной торгуешь!

– Только вдарь попробуй, – предупредил Колобок, пятясь, чувствуя, что это вот-вот случится. – За меня наши мусульманы знаешь что тебе сделают? Секир-башка!